† Св. Талиды и Таоры
Св. Талида и Таора
В верхнем Египте, иначе в Фиваиде, в 4 и 5 веках было множество женских обителей.
В городе Оксиринхе, ныне почти засыпанном песком, было до 20 тысяч инокинь. Древние публичные здания и храмы, посвящённые прежде ложным божествам, обращены были в иноческие обители. Влияние иноческой жизни на горожан было изумительное. Они такую имели любовь к успокоению странных, что высылали слуг к городским воротам и сами выходили смотреть, не близится ли где какой странник? Если странник был инок, бежали навстречу ему, каждый тащил к себе; хватались за плечи, за одежду, только бы иметь счастье успокоить его. Руфин говорит, как очевидец, что в его время в Оксиринхе не было ни одного язычника и ни одного еретика, так что епископ с такой же свободой мог проповедовать на площади, как и в церквах.
Дивный тут был и епископ Анфий. Когда он был монахом, вёл весьма строгую жизнь; а когда стал епископом, хотел вести такую же строгую жизнь и среди мира, но не мог. Повергаясь пред Богом, говорил он: неужели по причине епископства отступила от меня благодать? И было ему открыто: «нет, но тогда ты был в пустыне, там не было ни одного человека – и Бог помогал тебе, а ныне ты в мире – и люди помогают тебе».
На восточном берегу Нила стоял город Антиноя, а напротив Антинои – Гермополь, ныне, с VII века, Аншунейм. На восточном берегу продолжавшиеся Аравийские горы испещрены пещерами: это древнейшие каменоломни и гробницы. И здесь-то были Фиваидские уединения, прославленные делами христианских подвижников и подвижниц. Они начинались от нынешней Мингэты и тянулись далеко на юг. В Шейх–Абаде, возле исчезнувшей Антинои, в мечети показывают гробницу Антинойского епископа Аммона, подписавшегося под определением собора 394 года. По известию Палладия, в Антиное было 12 женских обителей, где вели жизнь богоугодную.
Между Антинойскими подвижницами отличалась особенно высокой духовной жизнью старица амма (мать) Талида. Она уже восемьдесят лет пребывала в подвижничестве, когда виделся с нею Палладий. С нею жило шестьдесят девственниц. По её наставлениям, они проводили жизнь постническую и чистую. Они все так уважали и любили её, что ворота монастыря их не затворялись, как в других монастырях; одна любовь и уважение к воле аммы удерживали их в стенах обители, и они крепко хранили чистоту души и тела для вечной славы. В ушах и сердцах их постоянно звучали слова Апостола, переданные им аммой: «поступайте достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиреномудрием и кротостью, и долготерпением, снисходя друг другу любовью, стараясь сохранить единство духа в союзе мира» (Еф. 4:1–3). Амма Талида достигла невозмутимой чистоты душевной. «Когда пришёл я к ней и сел, – говорит Палладий, – она села подле меня и положила на мои плечи свои руки, с изумительным упованием на Христа, сохраняющего чистоту её помыслов».
Что это за бесстрастие Талиды? Не свойство ли одряхлевшего организма? О! нет, в мире бывают старики и старухи 80 лет такие, что в их членах сильно играет нечистый грех. С другой стороны, один жил в пустыне с детства, но когда в первый раз увидал на дороге женщин, сказал отцу своему: «вот те самые, которые приходили ко мне ночью в скит». Авва Антоний говорил: «думаю, что тело имеет движение естественное, прирождённое ему, но оно не действует, когда душа не хочет, и бывает движение без похоти. Есть и другое движение, происходящее от питания и разгорячения тела пищей и питием. Происходящий от них жар крови производит нечистые возбуждения в теле. Потому и сказал Апостол: не упивайтеся вином, в немже есть блуд (Еф. 5:19); равно и Господь в Евангелии сказал ученикам: внемлите, да не когда отягчают сердца ваша объядением или пиянством (Лк. 21:34). В подвижниках бывает и иное движение от коварства и зависти диавола». Приложите эти слова к Талиде и увидите истину. Восходивший с земли на небо говорил о себе, что до разлуки с телом он не считает себя свободным от опасности: но вместе с тем воля, крепкая благодатью, ныне и вчера одерживает победы и над естественными движениями испорченной плоти и по временам уходит с земли на небо.
В том же Антинойском монастыре жила девственница Таора, ученица св. Талиды. Она уже 30 лет подвизалась, когда видел её Палладий. «Она никогда не хотела взять ни нового хитона, ни мафорты (μαθόριον), ни обуви». Для меня нет надобности в том, говорила она, чтобы иначе не заставили выходить за ворота. Когда прочие сёстры в воскресный день (и только в воскресный) обыкновенно ходили в церковь, для приобщения св. таин, она, покрытая ветошками, оставалась в монастыре, постоянно занимаясь делом. Лицо её было так красиво, что самый твёрдый с трудом мог не увлечься красотой её, но её подвижничество внушало невольный страх даже самому бесстыдному оку. Верная раба Божия отказывала себе в духовном утешении – в посещении храма Божия, оттого, что страшилась соблазнять кого-либо лицом своим, и себя избавляла от искушения опасного. Взор на мужчину язвит или уязвляется, говорит духовный опыт. «Девственница, – писал великий Антоний, – не должна питать в себе чувств, свойственных жене; она должна удаляться нечистых мыслей, гордости и всего, что приятно диаволу; должна любить всех, бегать мирской славы, быть преданной Богу, обуздывать язык и строго хранить пост». Так подвизалась преподобная Таора.
«Была и ещё в Антиное, – говорит Палладий, – истинная девственница, бдительно совершавшая дело подвижничества. Она жила не в далёком от меня расстоянии». Палладий путешествовал по пустыням Египта в 388–392 г., в том числе жил и в Антиное. «Я не видел её в лицо, – продолжает он; – она, как говорили знавшие её, никогда не выходила из кельи, с тех пор, как отреклась от мира, и 60 лет провела в подвижничестве вместе со своей матерью. Когда же, наконец, пришло время перейти ей из этой жизни в жизнь вечную, явился ей прославившийся мужеством в том месте святой мученик Коллуф и сказал: „сегодня ты пойдёшь к своему Господу и узришь всех святых. Потому приди разделить вместе с нами трапезу в монастыре“. Блаженная, встав рано поутру, оделась, положила в свою корзинку хлеба, оливок и несколько овощей и, после столь многолетнего затворничества, отправилась в храм мученика. Здесь она помолилась, села, и целый день выжидала времени для вкушения. В девятом часу, когда пришло время вкусить пищу, и в храме уже никого не было, она выложила снедь и обратилась к мученику с молитвой: „благослови, святой Коллуфе, пищу мою, и да сопутствуют мне молитвы твои!“ После того, сев, вкусила. Потом, ещё помолившись, пришла домой около захода солнца. Здесь передала она матери своей толкование строматописца Климента на пророка Амоса со словами: „передай это епископу, посланному в заточение, и скажи ему, чтобы он помолился обо мне, – я отхожу ко Господу“. В ту же ночь она скончалась: не страдав ни горячкой, ни головной болью, она сама себя приготовила к погребению и предала дух в руки Божьи».
Авва Даниил около 420 года, посещая пустыни Фиваиды, пришёл в Гермополь и сказал ученику своему: иди вот в тот женский монастырь и скажи игуменье, что желаю быть у них. Это был монастырь, основанный о. Иеремией, – в нём сестёр было до 300. Ученик постучал в ворота. Привратница тихо спросила: «что нужно?» Ученик отвечал: «скажи игуменье, что один инок хочет беседовать с нею». Пришла игуменья и спросила: что нужно? Брат отвечал: «сотвори любовь, позволь ночевать в твоей обители мне и брату, чтобы иначе не съели нас звери». Игуменья отвечала: «мужчина никогда не входит сюда, и для вас полезнее быть пищей зверей, чем страстей». Ученик объявил, что скитский авва Даниил желает быть у них. Тогда игуменья велела отворить оба ворота, немедленно созвала всех сестёр. Постницы от ворот до места, где стоял старец, покрыли путь коврами и, кланяясь ему, целовали ноги его – и с радостью ввели его в монастырь. Игуменья приказала принести лохань и, налив тёплой воды, положив в воду благовонных трав, уставив сестёр в два ряда, сама обмыла своими руками ноги его и ноги ученика его, и затем окропила той водой всех сестёр и обмыла себе голову. Постницы стояли безмолвными – и только знаками давали знать о нужном; ходили они весьма тихо и скромно. Старец сказал игуменье: «нас ли стыдятся сестры, или они всегда таковы?»
– Всегда таковы, – отвечала игуменья.
«Скажи же ученику моему, – сказали старец, – пусть учится он молчанию, – он у меня – настоящий готфянин» (немец).
Из инокинь одна лежала в монастыре в разодранной одежде. Старец спросил игуменью: «кто это лежит?» Игуменья отвечала: «это одна из сестёр, не трезвая; не знаю, что с нею делать? Выгнать из монастыря боюсь, не согрешить бы; держать её – смущение для других». Старец сказал ученику: «возьми умывальницу и налей воды на неё». Когда он исполнил это, она встала как будто пьяная.
«Такова она всегда», – сказала игуменья. Затем настоятельница повела старца в трапезу и предложила вечерю для него и для сестёр.
«Благослови, отче, рабынь твоих – покушать при тебе», – сказала игуменья. Сама она и по ней вторая сели со старцем. Старцу предложены были: чечевица квашеная, неварёный овощ, финики и вода; ученику поставили хлеб, варёный овощ и вино, разбавленное водой; инокиням предложены были: разная варёная пища, рыба и вино. Когда старец встал из-за трапезы, сказал игуменье: «отчего это у тебя так? Надлежало бы нам кушать лучшую пищу, а у вас вы кушали лучшее».
Игуменья отвечала: «ты, отче, инок, и тебе предложена иноческая пища; ученику твоему подана пища, приличная ученику великого старца; а сестры мои, как новоначальные, ели пищу новоначальных».
«Господь да воздаст вам за любовь вашу, – за урок, полезный для нас», – сказал старец. Когда все ушли спать, старец приказал ученику идти посмотреть, где будет спать та пьяная? Он, посмотрев, сказал: в отхожем месте. Старец сказал: побдим эту ночь. Когда заснули инокини, старец и ученик пришли к тому месту, где была мнимая пьяная, и видят: она стоит с поднятыми к небу руками, слёзы текут по щёкам её, – она бьёт поклоны усердные. Когда выходила для нужды сестра, она ложилась как пьяная и храпела. Позови ко мне игуменью и вторую по ней, сказал старец ученику. Они, придя, смотрели всю ночь. Игуменья со слезами говорила: как много неприятностей делала я ей! Когда ударили в било, игуменья рассказала всем постницам о подвиге мнимой пьяницы. Но та, когда увидела, что узнали её, тайно пришла туда, где спал старец, унесла посох его с милотью, отворила ворота и на воротах написала: «простите меня, сестры, в чём согрешила я, и молитесь обо мне». Затем скрылась. Сёстры искали её целый день и, не найдя увидали на воротах прощальные слова её. Сестры плакали по ней. Старец сказал им: вот каких пьяниц любит Бог.
Это – ошибка: два слова, нарицательное и личное, соединены в одно. Амма – мать, обыкновенное Коптское название уважаемым подвижницам. У Палладия Питирим о св. Исидоре: «она и вам и мне Амма», и Палладий прибавил: «так называются там духовные матери». У Гераклида (гл. 48) Талида названа Аматой. У Людольфа Амат – раба Амата, Вагед – раба Единственного, т. е. Сына Божия. Comm. р. 412.