† Преставление преп. Пафнутия Боровского
«Приятен для учеников и со-живущих подвижник добродетелей», так начинает своё описание жития пр. Пафнутия Вассиан, архиепископ Ростовский, некогда ученик Пафнутия. «Он может возбуждать их к подражанию, может руководить их даже и по смерти. Всего же приятнее, когда кто постарается изложить письменно деяния его. Не в короткое время, а во все времена он может возбуждать к подражанию ему и одушевлять любовью к добродетели. Так и мы решились кратко, избегая излишества, описать добродетельное и Богоугодное житие мужа, усовершившегося в добродетели».
Дед пр. Пафнутия был баскаком в Боровске и крестился с именем Мартина. Пафнутий, в крещении Парфений, родился в наследственном сельце Кудинове, в 3 верстах от Боровска, и в своё время обучен был грамоте. На 20 году, оставив дом родителей (Иоанна и Фотинии), поступил он в Боровский Высокий монастырь – Покрова Богородицы; здесь был наставником его Никита, ученик пр. Сергия. По смерти настоятеля Маркелла братия и Боровский князь Симеон Владимирович упросили его принять на себя начальство над обителью; посвящённый в игумена (1431 г.), он присоединил к подвигам инока подвиги пастыря вверенных ему душ и был искусным пастырем. Дни проводил он в трудах монастырских, а ночь в молитвах, представляя своей жизнью образец подвижничества. Господь одарил его даром рассудительности; иногда бывали ему откровения во сне. Раз послан был по нуждам обители в село брат и пал там в грех плотской нечистоты. Пр. Пафнутий, совершив обычное правило, склонился, чтобы несколько почить, и видит прекрасный сад, с красивыми плодовитыми деревьями; одно дерево, очень красивое, вдруг упало; опечаленный тем Пафнутий, подняв вырванное дерево, опять посадил его, – оно шаталось и наклонялось к земле; но он поддержал его, утоптал около корня землю и утвердил. Проснувшись, опечалился уверенностью, что один из его духовных детей требует особенных забот о себе. Когда возвратился тот брат, преподобный сказал: «с тобой случилась неприятность?» Брат от стыда не хотел исповедать свой грех и даже не мог смотреть прямо в лицо отцу своему. Долго преподобный уговаривал его открыть больную душу свою, но наконец тот покаялся и преподобный исцелил душу его надеждой на благость Божию, готовую принимать кающегося.
На тридцатом году игуменства Пафнутий сделался тяжко болен и долго болел; в этом положении принял он на себя схиму. – Выздоровев от болезни, он отказался от игуменства и в 2 верстах от Боровска, в густом лесу, в долине между двумя реками, стал жить с одним братом. Это было 1444 года. Мало по малу начали приходит сюда братия; по благословению старца ставили они себе кельи и стали жить под руководством доброго наставника. – Когда умножилось число учеников и место расширилось, братия молили наставника, чтобы дозволил он устроить церковь для общих молитв. Он не запретил, и они построили деревянный храм в честь Рождества Богородицы. Боровскому князю Василию Ярославичу досадно было, что оставленный Пафнутием Высокий монастырь падает, а новая обитель на земле князя Суходольского начинает расцветать; волнуемый грешными страстями, не раз посылал он слуг сжечь новую обитель, но те каждый раз попадались на глаза Пафнутию и братии; один из крещённых татар, отличавшийся дерзостью и удальством, вызвался, не смотря ни на что, выполнить волю князя. Преподобный встретил его и ласково спросил: «зачем ты, друг мой, пришёл к нам?» Эта ласка обезоружила удальца и он сознался в грехе своём. Преподобный простил его и с миром отпустил. Когда «нечестивый Мамотяк», сын Казанского царя Улу-Махмета, неожиданно вторгся в Россию с множеством татар, а великий кн. Василий не успев собрать достаточно войска, встретил татар у Суздаля: татары, разбив Русских, взяли многих в плен, в том числе и князя Василия Ярославича; это было в 1445 г.. Находясь в плену, бедный князь пересмотрел свою жизнь и увидел, что несправедливо злился он на преподобного; он положил загладить грех свой любовью, если Господь освободит его. Преподобный с своей стороны молился за князя, и по его молитве князю удалось уйти из плена; по возвращении в дом свой князь немедленно пришёл к авве, испросил у него прощение и с того времени стал быть почтительным к нему.
Преподобный не только был незлобив, когда оскорбляли его, но был терпелив в нуждах, и это терпение, одушевлённое упованием на Господа, низводило благодать на обитель. Раз подошёл праздник Пасхи, а в обители вовсе не было рыбы. Братия скорбели о том. «Не скорбите, братия, сказал он: Господь милосердый не оставит рабов своих без утешения». В Великую субботу в вечерню пономарь пошёл на малый источник взять воды для литургии и видит множество рыбы, «которая в том краю называется сижики, незначительной величины, но больше сельдей». Их собралось так много, – был разлив воды, – что как будто кто согнал их сюда, «и ни прежде, ни после, никогда не было их здесь так много». Пономарь поспешил сказать о том преподобному; рыболовы, по приказанию Пафнутия, закинули мрежу и вытащили так много рыбы, что её достало на всю светлую неделю.
Далеко разносилась слава о подвижнике Пафнутии. При такой известности, «многие приходили к Пафнутию, чтобы жить с ним. В том числе приходит благородный молодой человек Иоанн (Санин), постригается руками его, отлагает всё мирское с лишением власов, нарекается Иосифом и весь остаётся в его воле». Это будущий основатель Волоколамской обители. Под руководством Пафнутия подвизались «дивный старец Иннокентий», Исаия, сродник блаженного, Вассиан, писатель жития и впоследствии архиепископ Ростовский, и многие другие. Было у кого учиться добру.
С того времени, как Пафнутий стал иноком, жизнь его шла так: в понедельник и пятницу ничего не ел он; в среду – сухой хлеб; в прочие дни кушал вместе с братией. Всегда бывал в трудах, сёк дрова, орошал растения, копал в саду землю, занимался другими тяжёлыми работами и никто прежде его не являлся ни на работе, ни на общем правиле молитвы. В зимнее время занимался чтением и рукоделием, плёл мрежи для ловли рыбы. К телу своему не дозволял касаться никому, а женскому полу не дозволен был и вход в обитель его; чистота девства сохранена им небесною. Тем не менее с того времени, как принял он схиму, не литургисал он, как обрекший себя на уединённую молитву смиренного схимника; только раз по нужде совершил он таинство. При наступлении праздника Пасхи послан был нарочный отыскать священника для служения, но священника не нашли. Преподобный, всегда рассудительный, в такой нужде сам совершил литургию и с глубоким умилением; по совершении литургии говорил он ученикам своим: «ныне душа моя едва осталась в теле». Когда было нужно, вступал он в разговор; а когда надобно было молчать, молчал; во всём любил нищету и бедность; о телесных нуждах не заботился. Относительно догматов веры наблюдал такую строгость, что если кто начинал говорить несогласно с Священным Писанием, не медля выгонял того из обители. Другой ученик преподобного Пафнутия так говорить о нём: «с ним жили мы несколько годов, видели его труды и скорби, подвиги ревнования, худость одеяния, твёрдую любовь к Богу, надежду на Пречистую Богородицу, надежду постоянно хранимую в уме и устах. Потому-то сподобился он и благодати Божией, по которой провидел сердечные помыслы и открывал их братии, исцелял болезни, получал всё, чего просил у Бога и Пречистой Богородицы. Он по жизни своей истинно превышал людей нынешнего времени».
Обитель окружена была густой рощей, где водилось множество чёрных воронов. Любвеобильное сердце Пафнутия утешалось множеством этих птиц, как созданий Божиих, хотя и крикливых. Он положил заповедь не ловить и не убивать их, ни детей их. Сын городского воеводы, проезжая по лесу, натянул лук и убил одного ворона; он рад был, что удачно пустил стрелу, но когда хотел повернуть голову, не мог повернуть её, – она всё смотрела на сторону. Поняв причину беды своей, пришёл он к преподобному Пафнутию и, прося прощения, просил помолиться о нём. Преподобный с улыбкой сказал: «отмстил Бог за кровь ворона»; совершив в храме молебное пение, святой осенил больного крестом, и голова стала на своё место.
Раз воры пришли ночью и взяли трёх рабочих волов монастырских. Но когда пошли с ними, то блуждали всю ночь около монастыря. Стало рассветать; они хотели бежать, но не могли; искавшие волов взяли воров и привели к преподобному. Пафнутий, преподав им наставление впредь не красть, велел накормить их и отпустил с миром.
Два брата хотели тайно уйти из обители и уже собрали вещи на путь. После утреннего пения преподобный, заснув, видит: эфиоп бросает уголья на кельи тех братьев; отец погрозил ему и запретил бросать, чтобы не зажёг здания. Тот отвечал, что для того и бросает, чтобы зажечь. Проснувшись, преподобный тотчас послал за братьями и рассказал им своё видение; они сознались в своём преступном намерении и принесли самые узлы платья, готовые для дороги. – Другой брат бранил всё в обители и роптал на отца. В одно время видит он себя в храме вместе с прочими, подходит к нему отец и, бросив на него строгий взгляд, говорит: этот человек хульник, выведите его из церкви, и два мурина, схватив его, с толчками потащили вон. Мгновенно пробудясь, инок прибежал в ужасе к преподобному и умолял простить его. – Раз после утрени преподобный отдыхал; ученик его Иосиф шёл к кельи его и лишь только подошёл, как Пафнутий открыл оконце кельи и, увидав Иосифа, сказал: «кто-то, сотворив молитву, сказал мне: «старец Константин отошёл ко Господу». И вот, отворив окно, никого не вижу кроме тебя». – «Я сейчас вышел от Константина, он ещё жив», отвечал Иосиф. Преподобный велел опять идти в келью старца, и тот нашёл его умершим.
Был в обители старец духовной жизни и очень древний. Он имел такой дар слёз, что они текли у него всегда, в келье и на правиле церковном. Он имел и дар прозорливости. Два брата любили друг друга, но не по Божией воле. Преподобный был очень недоволен тем и они решились выйти из обители. Во время литургии Евфимий, стоя в храме с обыкновенным для него умилением, видит: какой-то мурин, косматый, с шлемом на голове, начал крюком тащить тех братьев с клироса; крюк срывался и мурин снова цеплял его за одежды братьев. Начали читать Евангелие и мурин исчез из церкви. Потом опять явился и начал делать прежнее. Во время Херувимской песни опять исчез и потом опять явился. Когда же пришло время освящения Святых Даров, он исчез, как дым, и больше не являлся. Старец смотрел на всё это с трепетом и был как бы в исступлении. По окончании литургии подошёл он к преподобному и рассказал всё, что видел. Преподобный, призвав иноков, говорил им, чтобы не принимали они в сердце внушений вражьих, а приняв не таили бы их. Те с сокрушением приняли вразумление и исправились.
Преподобный говорил ученикам своим, что можно узнать по взору, добрыми ли кто занят мыслями, или худыми. Ученики дивились, но потом увидели и опыты тому в святом старце. Один новоначальный, не отучивший очей своих от мирской дерзости, за нуждой отлучась из обители, при встрече с женщинами, устремил на них очи и пленился похотью от долгого взора. Возвратясь в келью отца, застал он его за книгой. Отец взглянул на него и отвратясь сказал: «этот человек – не прежний». – Брат ужаснулся и рассказал всё жившему с ним Иосифу; тот советовал открыться во всём отцу и испросить прощение. Преподобный, выслушав кающегося, поучил и простил его. В другой раз преподобный сидел и читал книгу. Какой-то человек, сотворив молитву, спрашивал ученика его Иосифа, называя себя жителем одного с ним места. – Старец, никогда не видав этого человека, говорил Иосифу: «ступай, тебя спрашивает человек с злым взором». Иосиф вышел и, узнав знакомого, спросил его: зачем пришёл он? «Я хочу, отвечал он, быть монахом». Иосиф доложил о том преподобному. Он сказал: «накорми и отпусти его». Иосиф исполнил волю старца. Когда же возвратился в келью, отец сказал: «этот человек – убийца; он ещё в юности ударил инока ножом в чрево и умертвил». Другой человек, по имени Иван, служил по научению в Новгороде у одного князя и уморил господина ядом. Потом тревожимый совестью облёкся в иноческое одеяние и пришёл в обитель Пафнутиеву. – Преподобный, увидав его, сказал ученикам: «видите ли, этот человек не очистился от крови и иночеством?» Они удивились, но не посмели тогда спросить. После преподобный сказал одному ученику: «этот человек отравой умертвил князя Димитрия Шемаху; оттого-то и иночеством не очистился от крови». По летописям, смерть князя Димитрия Шемахи последовала в Новгороде 18-го июля 1453 года и по словам одних «князь Димитрий умре напрасно», по словам других «умре с отравы», иначе «даша ему лютого зелия» и давший отраву Шемяке был боярин и любимец его Иван Котов. – К скорби своей, преподобный видел не этот один опыт неразборчивой в средствах политики людской. – Боровский князь Василий Ярославич, более 20 лет бывший верным союзником Василия Тёмного, в 1457 году внезапно взят был под стражу с тремя детьми и заперт в Углич, где он и умер; старший сын его с мачехой убежал в Литву; обширный удел Боровского князя присоединён был к владениям Василия Тёмного. Таковы дела людские!
Когда число учеников умножилось в обители и в неё многие стали приходить для молитвы, преподобный решился построить каменный храм в честь Пречистой. При постройке его он сам носил кирпич, воду и другие материалы. Из иконописцев, украшавших храм, начальный Дионисий сильно страдал ногами и за болезнью не мог сам работать в храме. Преподобный, понуждая его к работе, сказал ему: «Бог простит тебя, Матерь Божия подаст здравие ногам твоим». Дионисий принялся за работу и выздоровел. Старец заповедал Дионисию и товарищам его – не есть мясного в обители и не носить в обитель, а пусть ходят в ближнее село. Раз, пообедав в селе, взяли они с собой жареное овечье стегно, начинённое яйцами, чтобы повечерять в обители, а о заповеди аввы забыли. Сели вечерять, и когда первый стал есть, Дионисий увидал, что там, где были яйца, кишат черви. На самого Диописия напала свербёжь и всё тело покрылось струпьями. Он послал умолить преподобного о прощении и преподобный, преподав увещание, повёл больного в церковь, где отпет был за него молебен, покропил его св. водой, и тот выздоровел. По отзыву современника, храм дивно расписан был Митрофаном и Дионисием, лучшими живописцами земли Русской; он украшен был иконами, книгами и всякой утварью, так что дивились ему властители земли Русской. Преподобный торжествовал освящение его октября 26-го дня 1466 года.
Некоторая боярыня, супруга Алексея Бабурина, которой сыновья после были иноками и жили вместе с Вассианом, биографом преподобного, весьма уважала пр. Пафнутия и часто посылала к нему детей своих с подарками и с просьбой о молитве за неё; с ней случилась болезнь и она мешалась в мыслях: ей виделись нечистые духи, страшившие её, и от того теряла она смысл. В этом состоянии явился ей старец, низкий ростом, сгорбленный, с седой и длинной бородой, в плохой одежде; он прогонял от неё духов, и. она приходила в себя; она слышала и голос: «Пафнутий Боровский прогонит от тебя бесов». Совсем выздоровев, пожелала она видеть святого; ей хотелось поверить, он ли являлся ей и прогонял духов? Она пришла с слугами к обители и, так как для жён не доступен был монастырь, остановилась у ворот. Чрез слуг своих упрашивала она учеников, как бы ей увидеть старца. Те, указав слугам на святого, сказали: вот он пойдёт к трапезе из церкви, тогда укажите ей. Но она, прежде чем указали ей слуги, увидав святого, выходившего из церкви, узнала его и со слезами говорила: истинно он прогонял от меня духов и даровал мне исцеление. Затем послала она богатую милостыню инокам, благодаря Бога и Пречистую Матерь Божию за своё исцеление.
У одного из учеников заболел глаз и он, очень страдая от него, просил врачевства у преподобного. Отец дал ему свои чётки и приказал проговорить тысячу раз: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного». Тот, сильно страдая, едва послушался, но совершив 500 молитв, почувствовал, что глаз его здоров; от радости он прибежал к отцу с известием об исцелении глаза; от прозорливого старца не скрылось, что не 1000, а 500 молитв проговорил тот, и велел ему докончить.
В одно время братия сидела у преподобного, и так как от некоторых мирян получено было известие, что умер архимандрит в Симоновом монастыре, то рассуждали между собой, кто будет архимандритом? Блаженный, посмотрев на одного из учеников, Вассиана, брата Иосифова, сказал, улыбаясь: «вот Симоновский архимандрит!» Вассиан, хотя не в то время, точно был архимандритом Симоновским.
Преподобный отец был весьма рассудителен. Потому не только иноки, но и мирские люди имели его своим духовным отцом. Он хорошо знал церковные правила и умел, как искусный врач, давать лекарства, приличные болезни. При приёме духовных детей не разбирал он лиц, не боялся сильных людей и не презирал бедняков, гордым не совсем был доступен, но с смиренными был ласков и обходителен.
Когда в один год был сильный голод, он кормил окрестных, так что каждый день питал до 1000 человек и ничего не оставил из запасов; зато в следующий год Господь для слёз бедности послал особенное плодородие.
Преп. старец в жизнь свою испытал довольно скорбей от удельной власти, сильной для своеволий и бессильной для защиты подчинённых ей. Потому-то, когда в последние годы его великий князь Иван Васильевич отдал князю Борису Васильевичу Вышгород и старцу Пафнутию сказали, что монастырь его достаётся князю Борису вместе с Вышгородом, Пафнутий говорил: «великий князь взял к себе у Ярославичей подобный нашему Сергиев монастырь; потому хотя бы и отдал он наш монастырь князю Борису, я прошу великого князя взять наш монастырь в свою власть; и великий князь не дал Пафнутиева монастыря». Так пишет ученик его Иосиф.
Шестьдесят три года преп. Пафнутий провёл в иночестве и приблизился к кончине. В четверг на третьей неделе после Пасхи блаженный вместе с братией выходил на работу после утрени. Ему сказали, чтобы вышел после обедни: но он отвечал: нельзя мне выйти, есть нужное дело. После литургии был в трапезе. Потом пришёл к нему один из учеников Иннокентий и напомнил о работе. «Есть у меня другая нужда, отвечал он, – хочет разрешаться союз». В то же время известили, что князь Михаил Андреевич хочет быть в обители. Блаженный велел отвечать: пусть не приходит князь, – есть другое дело. На вечернее правило преподобный не пошёл, а велел Иннокентию читать в его келье и сказал о своём нездоровье. Отпуская от себя Иннокентия, сказал: когда придёт ещё четверток, буду свободен от немощи моей. В пятницу к литургии привели его под руки. Был он в тот день и на вечерне; когда стали петь панихиду о усопших, хотели отвести его в келью, но он не пошёл и сказал: эта панихида нужна мне, уже не услышу её. В субботу был у литургии и после того просили его покушать что-нибудь, так как ничего не ел он с четверга. «Знаю, что по правилам в субботу разрешается пост, сказал он; но мне надобно поговеть три дня пред причащением Святых Таин». Вечером исповедовался у духовника, был на всенощном бдении и стоял поддерживаемый учениками; «не слушать мне более всенощного бдения», сказал он. Во время литургии стоял с умилением и со слезами причастился Святых Таин. В тот день, по просьбе учеников, вкусил немного пищи; после того не велел никого пускать к себе. Окрестные жители и бояре, услышав, что Пафнутий болен, присылали к нему избранных людей для посещения и с милостыней, но он отвечал: «я сам теперь имею нужду в молитве любви». Наступил четверг. «Вот день Господень, веселитесь, други, сказал он; я говорил вам об этом четверге». Когда он выходил из кельи в церковь, дали знать, что идут посланные великим князем и митр. Геронтием. Он опечалился тем, воротился в келью и заперся в ней. Пришли ученики и он сказал: «тот, о ком говорите, что болен он, хочет, покаявшись, умереть; устал я, хочу отдохнуть до вечера, вечером пусть соберутся ко мне братия». Все поняли, что близка кончина его. Ученик его Иннокентий спросил: отче! Когда умрёшь ты, нужно ли звать протоиерея и священников на погребение? Святой сказал: никого не звать, чтобы не было шума в обители; пусть свои монастырские совершат погребение; могилу велел выкопать близ дверей храма. Вечером, когда при нём был один ученик, он пел: «блаженны непорочнии в путь ходящий в законе Господни», а припевал заупокойные стихи. Окончив псалом, стал петь: «святых лик обрете источник жизни» и потом начал со слезами молиться Богу и Божией Матери о спасении души своей и о обители. Собрались некоторые из учеников. Блаженный начал ворочаться слева направо и шептал слова. Потом положил руки крестообразно на грудь и, вздохнув три раза, предал душу свою в руки Божии, мая 1-го 1478 г.. При отпевании преподобного от слёз и рыданий не могли ни петь, ни канонархать, – иные даже падали под тяжестью скорби; один только Иннокентий и то с трудом мог совершать надгробное пение; а братии было тогда 85 человек.
Ещё ученик преподобного написал службу преп. Пафнутию. – Мощи его открыто почивают в приделе главного храма обители, и придел сей посвящён его имени. По описи XVII века, в царской моленной хранились «посох, часть клобука, башмаки и онучки Пафнутия, чудотворца Боровского».