«Берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк. 12:1). Отличительная черта лицемерия – делать всё напоказ. Действовать на глазах других еще не лицемерие, потому что большая часть обязательных для нас дел и должны быть совершаемы для людей, следовательно, среди них и на виду у них. Хоть и лучше поступают те, которые ухищряются все делать тайно, но не всегда это возможно; потому-то действующих на виду нельзя тотчас укорять в желании только быть показными или действовать напоказ. У них может быть искреннее желание делать добро, а показанность – необходимое сопутствие дел совершаемых внешне. Лицемерие начинается с того момента, когда является намерение не добро делать, а показать только себя делающим добро. И это опять не всегда бывает преступно, потому что может быть минутным набегом помыслов, которые тотчас замечаются и прогоняются. Но когда возымеется в виду установить за собою репутацию делающего добро, то тут уже лицемерие, которое глубоко входит в сердце. Когда же ко всему этому присоединится еще скрытная цель пользоваться и выгодами подобной репутации, то тут уж лицемерие во всей своей силе. Смотри же всякий чего требует Господь, когда заповедует «беречься закваски фарисейской». Делай добро по желанию другим добра, по сознанию на то воли Божией, во славу Божию, а о том, как взглянут на то люди, не заботься – и избежишь лицемерия.
1 Фес. 5:1–8
Господь сказал ученикам о страдании Своем, но они ничего не уразумели из сказанного: «слова сии были для них сокровенными» (Лк. 18:34). А после не судили, «что ве́дети» верующим, «то́чию Иисуса Христа и Сего распята» (1 Кор. 2:2). Не пришло время, они ничего и не понимали в тайне сей; а пришло оно – поняли, и всем преподали и разъяснили. Это и со всеми бывает, да не в отношении только к этой тайне, но и ко всякой другой. Непонятное в начале со временем становится понятным; словно луч света входит в сознание и уясняет то, что прежде было темным. Кто же это разъясняет? Сам Господь, благодать Духа, живущая в верующих, ангел-хранитель, – только уж никак не сам человек. Он тут приемник, а не производитель. При всем том, иное остается непонятным на целую жизнь, и не для частных только лиц, но и для всего человечества. Человек окружен непонятностями: иные разъясняются ему в течение жизни, а иные оставляются до другой жизни: там узрится. И это даже для богопросвещенных умов. Отчего же не открывается теперь? Оттого, что иное невместимо, стало быть, нечего и говорить о нем; иное не сказывается по врачебным целям, т. е. было бы вредно знать преждевременно. В другой жизни многое разъяснится, но откроются другие предметы и другие тайны. Сотворенному уму никогда не избыть тайн непостижимых. Ум бунтует против этих уз: но бунтуй – не бунтуй, а уз таинственности не разорвешь. Смирись же, гордый ум, «под крепкую руку Божию» (1 Пет. 5:6) и веруй!
Лк. 18:31–34
Будет ли на том свете такое снисхождение к неприемлющим Господа, какое показал Он к живущим на земле? Нет, не будет. Посылая «семьдесят» (Лк. 10:1) на проповедь, Господь заповедал им, чтоб они, когда не примут их, говорили там на распутиях: «и прах, прилипший к нам от вашего города, оттрясаем вам; однако же знайте, что приблизилось к вам Царствие Божие» (Лк. 10:11); то есть, вашего нам ничего не нужно: не из корысти какой ходим мы с проповедью, а для возвещения вам мира и Царствия Божия. Не хотите принять этого блага – как хотите; мы идем далее. Так заповедано на настоящее время, а на будущее что? «Содому в день оный будет отраднее, нежели городу тому»... (Лк. 10:12) Стало быть, неверам нечего обнадеживать себя снисхождением Господним. Только и повольничать им, что на земле, а как смерть – так вся гроза гнева Божия обрушится на них. Великое несчастие попасть в неверы! И на земле-то им нерадостно, ибо без Бога и Господа Иисуса Христа Спасителя и Искупителя и здесь все мрачно и безотрадно, а что там, того и словом описать и вообразить невозможно. Уж отраднее бы уничтожиться, но и этого не дано будет им.
Лк. 10:1–15