Преставление праведной Иулиании лазаревской
Св. праведная Иулиания Лазаревская
Праведная Иулиания была дочь благочестивых и богатых дворян Недюревых; отец её Иустин был ключником при дворе царя Иоанна; шести лет оставшись сиротой после смерти матери, она была взята на воспитание бабкой своей Анастасией Лукиной, урождённой Дубенской; бабка, умирая, передала её замужней дочери своей Наталье Араповой, когда Иулиании было 12 лет; у Араповой было много своих детей, потому на долю сироты немного досдавалось приятного. Скромная девушка-сирота любила пост и молитву; сестры насмехались над нею за то, а тётка бранила; кроткая и безответная, она усердно занималась рукоделиями («прядильным и пяличным делом»); тогда как другие девушки находили удовольствие в пустых забавах и играх, для неё утешением было присмотреть за больным бедняком, сшить рубашку для неимущих, приласкать сироту. Её сверстницы о том только и думали, что лелеяли свою красоту; с раннего утра ели и пили; к тому же побуждали Иулианию; тётка даже бранила её за то, что губит она девственную красоту невниманием к ней, но Иулиания хранила воздержание, берегла чистоту души своей и лелеяла в себе только страх Божий. Девушку-сироту не учили грамоте, и это как будто в порядке вещей для сироты. Она во всё время девичьего возраста ни разу не была в церкви; в деревне, где жила она, не было храма, он был в 2-х вёрстах, а обычай, не дозволявший девушке отлучаться из дома и являться среди чужих, благовидно прикрывал в глазах воспитателей её опущение св. долга. Тем не менее Иулиания была девушкой редкой по доброте. Благой смысл был наставником её в добре, и страх Божий раскрывал смысл её.
В её время девушки выходили замуж на 15 году. Но Иулиания была сирота, её не спешили пристроить. Её выдали замуж, когда было ей 16 лет. Но сироте послал Бог мужа богатого и благородного, Юрия Осорьина, владельца с. Лазаревского; в этом селе венчал их благочестивый священник Потапий, бывший потом, с именем Пимена, архимандритом Муромского Спасского монастыря; благочестивый духовник много помогал Иулиании на новом пути жизни её своими советами и наставлениями. Услужливостью и трудолюбием она скоро приобрела себе любовь свёкра и свекрови, так что они поручили ей заведывание домом. Утром и вечером она постоянно совершала коленопреклонные молитвы, клала по 100 и больше поклонов. К тому же она приучила и супруга своего. По временам скорбела она, что не осталась в девстве, зато удваивала она усилие исполнять заповеди Божьи в кругу своей жизни.
Случалось, что муж находился на царской службе в Астрахани год, два и три года. Тогда она по ночам занималась рукоделием, то пряла, то шила в пяльцах, и выручаемые за работу деньги раздавала бедным или в храм Божий; это делала она тайно даже от свекрови, хотя та любила её; только одна служанка знала подвиги любви её. Сирот и вдов она своими руками кормила и поила, обшивала и обмывала. Все слуги и служанки были у неё сыты, одеты, обуты; в обращении с ними она не допускала никакой гордости; каждого вежливо называла по имени и отчеству. Для себя лично она не требовала от них услуг: никогда не приказывала, чтобы подали ей воды или сняли с неё обувь, – всё это делала она сама. Только при гостях дозволяла себе приказывать то и другое слугам. Но и в таких случаях тяготилась услугами их. «Кто я, бедная, – говорила она, – чтобы служили мне другие?» Между слугами были и такие, которые, несмотря на всю её доброту, оказывали ей грубость; случалось ей видеть и слышать ссоры между слугами. Она старалась побеждать их строптивость терпеливой добротой. «Часто грешу я пред Богом, – говорила она, – и Бог терпит меня: потерплю и я, тем более, что хотя они подчинены мне, но в душе, быть может, они гораздо лучше меня пред Богом». Не смущаясь, переносила она выговор от свёкра, свекрови и супруга за беспорядки слуг, но не только не говорила о них лишнее, несправедливое, а старалась прикрывать и поправлять ошибки их.
Ночью обыкновенно она молилась Богу; особенно великое усердие её было к святителю Николаю. Раз ночью, во время молитвы, она была поражена таким страхом, что, оставив молитву, поспешила укрыться в постель, но и затем страшные грёзы преследовали её; мечты грозили погубить её, если не перестанет молиться; наконец она мысленно обратилась к Богу и призывала в помощь святителя Николая. Внезапно явился святитель с книгой в руках и сказал: «будь тверда, дочь моя, не бойся этих угроз, Христос повелел мне хранить тебя». Пробудившись, она уже наяву увидела святолепного мужа, выходящего из её комнаты. С тех пор она ещё более начала молиться.
Случился большой голод, так, что многие и умирали от недостатка пищи. Иулиания удвоила тайную свою милостыню. Она брала у свекрови пищу себе для завтрака и полудня и всё раздавала нуждавшимся, сама же, как и прежде того, ничего не ела до обеда и вечера. Свекровь говорила ей: «я рада, что теперь ты больше кушаешь; только отчего прежде не могла я заставить тебя ни завтракать, ни полдничать?» Блаженная, скрывая подвиг свой, отвечала: «тогда не рождала я детей, теперь же не могу довольно наесться». Если кто из бедных умирал, блаженная нанимала убрать мертвеца, покупала саван и молилась об усопшем. За голодом последовала зараза; люди запирались в домах, боясь прилипчивой смерти. Блаженная, тайно от своих, ухаживала за страдавшими от заразы и, если умирал кто, не гнушалась сама омывать его и на свой счёт погребала.
Свёкор и свекровь, достигши глубокой старости, скончались в иноческом одеянии. Блаженная раздала щедрую милостыню за них, делала трапезы для бедных, посылала подаяния заключённым в темницах и отправила поминовение в храме без мужа, бывшего на службе в Астрахани. У неё много было детей, и из них шесть сыновей и одну дочь возрастила она в страхе Божьем. Старший сын её был убит слугой: это сильно огорчило её, но она ещё имела столько твёрдости, что утешала супруга своего. Скоро после того другой сын убит был на царской службе – она и эту потерю перенесла благодушно. И однако эти две потери так потрясли её, что она сильно упрашивала супруга дозволить ей вступить в монастырь. Супруг удержал её: «твоё дело, – говорит он, – воспитывать детей для Господа». Он читал ей книги Козмы пресвитера и других блаженных учителей, где сказано: «чёрные ризы не спасут нас, если живём худо, – и белая риза – не пагуба, если творим волю Божию. Худо делают, удаляясь в монастырь от бедности и бросая детей без призора; дети плачут на них пред Богом». «Если так, – сказала блаженная, – воля Божия да будет», и осталась жить с детьми.
Блаженная выпросила у супруга дозволение не иметь более супружеского сожития с ним и стала спать на особой постельке. Она стала более прежнего поститься и молиться. Каждый пяток проводила она в уединённой клети на молитве ничего не вкушая; в понедельник и среду вкушала один раз сухой хлеб; в субботу и воскресение учреждала трапезы для духовных и нищих. Ночью спала она не более двух часов, с вечера, и то, подложив под голову полено, а под бок ключи. Когда другие крепко засыпали, она вставала на молитву и молилась до утрени, потом шла в церковь. Хотя и не умела она грамотно, любя, слушать чтение книг, она так научилась, что объясняла другим, как надобно жить, чтобы угодить Господу. Благочестивое чувство и опыты жизни привели её к уразумению высоких истин христианских. В доме была она матерью для всех, заботясь о довольства каждого слуги; провинившихся слуг и служанок вразумляла не бранью и побоями, а кроткими словами любящей матери.
По смерти супруга своего она раздала милостыню по церквам и монастырям. Она молилась о душе его усердно и детям говорила: «не плачьте о нём много, дети мои! смерть его говорит нам, что и нам надобно готовиться на суд. Вместо слёз творите милостыню по силе, и храните между собою любовь». Щедрость её для бедных до того доходила теперь, что, по временам, не оставалось у неё ни копейки; занимая у детей деньги на одежду себе, она отдавала одежду нищему, а сама ходила без тёплой одежды зимой. Отягчая себя подвигами для Господа, она клала под босые ноги в сапоги скорлупу и так ходила. Господь призирал милостиво на её подвиги. Однажды зима была весьма суровая; блаженная, не имея ни одежды, ни обуви, несколько времени не ходила в храм; ей было уже 60 лет. Священник церкви св. Лазаря, придя к утрене в храм, внезапно услышал голос от иконы Богоматери: «иди, скажи милостивой вдове Иулиании, что напрасно не ходит она в церковь; домашняя молитва приятна Богу, но не так, как церковная; а вы уважайте её, Дух Божий почивает на ней». Священник, испугавшись, побежал к Иулиании и вслух всех рассказал, что слышал. Смиренная раба Божья огорчилась таким рассказом священника. «Ты в прелести, – говорила она; – кто я, грешная, чтобы удостоиться такого приглашения?» Она заклинала священника и всех слышавших не говорить о том ни слова, ни при жизни, ни по смерти её. Потом пошла в храм и отслужила молебен Богоматери. С того времени, не взирая ни на какую погоду, ходила она в церковь, когда только бывало богослужение. В доме же, что бы ни делала, ела ли или пила, постоянно творила молитву Иисусову.
Девять лет прожила она вдовой, благоугождая Богу постом, молитвой и милостыней. Запасами хлеба распоряжалась она так, чтобы доставало домашним на год, прочее же раздавала бедным. При ц. Борисе был страшный голод: некоторые ели даже человеческое мясо мертвецов. Блаженная просила детей и домашних отнюдь не касаться чужой собственности; сколько имела она скота и домашней рухляди, всё распродала для покупки хлеба и кормила не только домашних, но и чужих. Наконец, дошла она до крайней нищеты и, с упованием на Бога, переселилась в Нижегородскую деревню Вочнево. Когда и тут усилилась бедность, она, созвав рабов своих, сказала: «сами видите, каков голод; если кто из вас не хочет терпеть вместе со мною нужду, пусть идёт, куда ему угодно, для снискания себе хлеба». Иные остались с нею, других же отпустила она, по их желанию, со всей любовью. Оставшимся она велела собирать лебеду и древесную кору, чтобы готовить из того хлеб; по её молитвам хлеб оказывался вкусным и не только свои кормились и были здоровы, но и бедняки получали помощь. Соседи говорили нищим: «зачем вы ходите к Иулиании? она и сама умирает с голоду». Нищие отвечали: «много сёл обходили мы, но ни у кого не ели такого вкусного хлеба, как у неё». Зажиточные посылали к ней нарочно за хлебом, чтобы поверить слова нищих, и дивились приятности хлеба её. Всё время голода, целые два года, провела она в крайней скудости, но всегда была покойна и весела, благодаря за всё Господа.
Когда приблизилось время её кончины, в самый день Рождества Христова она заболела и была больной шесть дней. Но и в эти дни сама ночью вставала на молитву, так что слуги смеялись и говорили: что это за больная? В самый день кончины, рано утром, призвала она духовника своего, исповедалась и причастилась св. таин, потом благословила детей и заповедовала им жить в страхе Божьем. «Ещё с юности, присовокупила она при том, сильно хотела я облечься в иночество, но по грехам моим Бог не сподобил меня сей милости; слава Богу за всё»! И 2 января 1604 года мирно предала дух свой Богу. В ту же ночь явилась она своей служанке и просила похоронить тело её вблизи супруга её, у церкви св. Лазаря. Это и было исполнено. В 1614 г., когда погребали сына её, открыли гроб её, полный благоуханного мира. Многие больные, помазавшиеся сим миром, получали исцеление. Другие недужные получали исцеление после молитвы над гробом её; в числе их дети Червева страдали от ран, из которых текла кровь, и не владели руками, а после молитвы над гробом праведницы исцелились; точно так же слепой женщине возвратилось зрение; расслабленный и скорченный Андрей совсем выздоровел. Такова раба Божия Иулиания.