Святого священномученика Симеона Персидского, и других с ним

Усиление христианства в Персидском государстве не и могло не обращать на себя внимания правительства. Христианство коренилось в лучших провинциях (по Тигру и Евфрату), колебало древнюю веру огнепоклонников и вводило Персидских подданных в тесное религиозное общение с Римлянами и Армянами, непрестанно враждовавшими с Персией. И вот умножение христиан в Персиде подвигло магов на гнев и ярость, а Евреи, всегдашние недоброжелатели Христиан, приметивши настроение магов, с свойственной им ловкостью начали возбуждать против них общественное мнение. Со стороны Римского правительства нельзя было опасаться заступничества; там царствовали три сына Константина Великого, не отличавшиеся силой духа и мудростью правления. И вот царь Сапор решился на первый раз ограничить права Христиан и наложил на них дани тяжкие и неудобоносимые, а сборщиками даней приставил людей суровых (вероятно жидам же дал на откуп). Неожиданное лишение общих гражданских прав имело целью побудить Христиан отречься от своей веры, как ведущей к унижению в обществе; Христиане становились не гражданами, а рабами и невольниками. Лишние против иных соотчичей подати, притом тяжкие и невыносимые, влекли за собой обиды, взыскания, продажу имуществ. Тогда епископ Селевкии Ктезифона, Симеон, как первенствующий епископ и представитель церкви, не мог оставаться безучастным к судьбе пасомых и взял на себя письменно обратить внимание царя на несправедливое отношение к Христианам и незаконные требования; а царь жил тогда в Леде, замке близ Сузы. Письмо такого содержания:

«Христос искупил Церковь Свою смертью Своею, кровью Своею извёл людей в свободу и, снявши с вый наших иго рабства, облегчил нас от тяжкого бремени. И пообещав нам светлые награды в будущем веке, Он укрепил упования наши, потому что власть Его вечна и никогда не прекратится. И так как Христос есть Царь царей, мы положили не допускать на себя ига, которое вы задумали возложить на нас. Бог да отвратит нас от такого преступления и предпочтения рабства существам смертным свободе, дарованной нам. Господь, Которому мы повинуемся и покоряемся, есть Творец и Покровитель вашего начальствования, но несправедливого господства со-рабов наших мы не терпим. И так как Бог наш есть Создатель и Устроитель того, что вы почитаете за божество, мы считаем делом нечестивым и непотребным сотворённые Им вещи и нам равные равнять с Богом. Кроме того, вы требуете от нас золота, а у нас недостаёт для того ни золота, ни имений, и Господь воспретил нам копить золото и серебро, и Апостол Его заповедал: «вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков» (1 Кор. 7:23).

Царь с крайним негодованием принял заявление епископа и через нарочного вестника велел сказать ему: «до того ли обезумел ты, что своей дерзостью подвергаешь опасности жизнь свою и единоверцев своих, и навлекаешь смерть на себя и своих? Потому что в своей гордости и безумной притязательности ты возмущаешь народ свой против меня. Я разрушу этот умысел, искореню эту язву, истреблю вас от общества человеческого и изглажу имя ваше из памяти людской». На угрозу царя последовал такой ответ: «я желаю лучше умереть, чем предать своих на рабство; да и нет пользы в жизни, если нельзя жить без преступления. А что грозишь гибелью единоверцам моим, то вина в их бедствиях падёт не на меня, а на царя». Раздражение царя не знало пределов и поддерживалось приближёнными; маги винили Симеона в неуважении к богам Персидским, а Евреи распространяли слух, что он благоприятствует больше Римскому императору, чем своему государю. «Если ты, государь», – говорили клеветники – «шлёшь грамоты к императору, то как бы они ни были разумны и почтительны, или подарки ценны, он их мало ценит и почти за ничто считает, а когда императору случится получить от Симеона и маленькое письмецо, даже почти обрывок письма, тотчас встаёт, оказывает уважение ничтожной грамотке и повелевает исполнять то, что в ней означено». Тогда, под влиянием собственного гнева и посторонних внушений, царь издал указ немедленно брать под стражу епископов, священников и диаконов, храмы Христианские разорять, имущество конфисковать, а «Симеона, главу вредных людей, презрителя царской моей власти, повинующегося императору, почитающего только его Бога, а моим пренебрегающего», представить себе лично для допроса.

Вследствие сего маги, при содействии Евреев, усердно разрушали молитвенные дома Христиан, а Симеон отправлен в оковах к царю. С ним, также в оковах, ведены были два старика священника (из двенадцати, бывших в Ктезифоне – Селевкии), Авделай и Анания. Когда солдаты при отправлении направились по той части города, где находилась построенная Симеоном церковь, за несколько дней перед тем обращённая в Еврейскую синагогу, то Симеон просил избавить его от необходимости видеть её, и просьба была уважена.

Симеон, приведённый к царю под стражей, не поклонился ему. Царь был сильно разгневан этим и сказал: «теперь собственными очами уверяюсь в справедливости слухов о тебе. Почему не хочешь кланяться мне, тогда как прежде кланялся?» Симеон: «потому что меня прежде не вводили к тебе узником для отречения от истинного Бога, как теперь, и я, нисколько не сомневаясь, исполнял подобающее царскому достоинству; теперь же непристойно делать это, потому что я иду страдать за благочестие и наше учение». Окружавшие царя маги сказали ему, что Симеон должен быть казнён, как заговорщик и противник царской воли. Симеон заметил, что они, оставивши Бога и разоряя государство, желают и Христиан увлечь к своему непотребству. Царь прервал его слова требованием – поклониться солнцу. Симеон: «если я не боготворю тебя, который выше солнца, потому что имеешь жизнь и разум, то как стану кланяться существу бездушному и неразумному?» – Наконец царь велел заключить его в тюрьму до следующего дня, надеясь, что он переменит свой образ мыслей.

У ворот дворца сидел старый евнух, воспитатель царя и теперь смотритель царского дома, бывший прежде христианином, но из-за сохранения своего высокого положения при дворе перешедший в язычество. Имя ему – Усфазад. Когда мимо его проводили Симеона, он пал на колени из уважения к исповеднику; но Симеон прошёл молча, отворотив от него лицо своё. При этом в евнухе так живо пробудилось чувство виновности в отступничестве, что без дальнейшего размышления он поспешил в дом свой, переменил свою драгоценную должностную одежду на траурную и сел опять на своё место у дворца. Это возбудило говор и удивление; сам царь велел позвать его и спросил: «отчего это переодевание? К чему ты облёкся в печальную и чёрную одежду, когда я ещё жив и ношу венец на голове? Умер ли у тебя кто из твоих сынов, или перед тобой бездыханное тело супруги, и о ней то горюешь ты?» Царь получил неожиданный ответ и не понял его, так как Усфазад объявил себя повинным смерти. Посему удивлённый царь сказал: «не овладел ли тобой злой дух, что ты говоришь такие глупости в моём присутствии?» Евнух: «нет, я старик с разумением и сознанием. Я поступил так потому, что виноват и перед Богом и перед тобой. Я солгал Богу и отпал от Его истинного учения, и исполнил волю твою. Я и тебя обманул и только внешним образом, а не от сердца, кланялся солнцу». Тогда царь назвал его обезумевшим стариком и грозил казнью, если не отстанет от своего соблазнительного убеждения. Но старец объявил, что он христианин и никогда больше в угоду обманчивым людям не отринется от истинного Бога. Всё-таки царь желал сохранить ему жизнь за верную службу ему и его отцу, и кротостью довести его до перемены мыслей; но когда евнух повторил, что «ни за что не станет кланяться твари и презирать Творца», то велел тотчас обезглавить его. Усфазад просил единственной милости – обнародовать, что он осуждается не за иное какое-нибудь преступление, а только за непреклонность в своей вере, на что царь и согласился. Смерть мученика последовала в тот же день, в пяток страстной седмицы, 15 апреля.

Симеон был извещён об этом в темнице, радовался об обращении и славе евнуха, и молил Бога укрепить его самого до конца. В третьем часу следующего дня он вновь был представлен царю. И на сей раз отказался он преклониться перед царём. Сапор, назвавши его возмутителем, потребовал прямого объявления: желает ли он воспользоваться его снисхождением и согласиться на требование, или предпочитает смерть? Симеон отвечал, что вражду его предпочитает его милостям. Несмотря на это, царь всё ещё пытался переубедить его и советовал один раз только поклониться солнцу и затем никогда более. Симеон с презрением отверг убеждение, и царь, обратясь к окружающим и указывая на Симеона, сказал: «видел я разные народы, далёкие земли и все мои владения, но не встречал более приятного и благородного лица. Рассудите, не следует ли мне пощадить его жизнь, не смотря на его заблуждения?» В этих словах можно усматривать порыв благородства души царя, который чувствовал жестокость и несправедливость всего дела, но не мог открыто обнаружить это перед теми, которые думали только об уничтожении христианства. Посему, едва царь окончил свою речь, последовало единогласное осуждение епископа на смерть от меча.

В одно почти время с Симеоном были схвачены в разных местах многие из высшего и низшего духовенства, как возмутители народа, виновные в отказе христиан уплачивать дополнительные налоги; осуждённые, они представлены в Леду для совместной с Симеоном казни. В числе их находилось пять епископов, а всех до ста. И здесь от них требовали поклонения солнцу, но они прямо объявили главе магов, председательствовавшему на суде: «солнцу мы не кланяемся и совету твоему не повинуемся. Исполняй, что приказано тебе, гнусный враг народа нашего». Вместе с Симеоном они были приведены на место казни, и как царь всё ещё надеялся преклонить Симеона, то и велел осуждённых казнить по одиночке перед глазами его. Но мужество исповедника не поколебалось; спокойно стоял он перед теми, которые ещё ожидали от него слова утешения и ободрения, и говорил им: «братья мои по Богу, будьте мужественны и не страшитесь... Умерщвлён был наш Господь, но Он жив, и ваша смерть сделается жизнью с Ним» – и, приведши им на память места Писания Мф.10:28,39; Ин. 15:13; 2Тим.2:8,11, заключил речь словами: «наша любовь, а Его воздаяние; наш труд, а у Него награда; наши страдания, а у Него воскрешение; наша кровь, а Его царство. Успокоение и жизнь, утешение и блаженство подаст Он нам, воззвавши громко: придите, верные рабы, войдите в радость Господа вашего; вы верно воспользовались одним талантом, возьмите в награду десять» (Матф. XXV). По совершении казни над прочими, дошла очередь до Симеона и его двух священников. Анания стал дрожать при снятии одежды. Приметил это стоявший в толпе начальник придворных художников Фузик и, приблизясь, ободрил его словами: «не бойся, Анания; зажмурь на краткое время глаза свои и потом увидишь свет Христов». Эти слова сами собой указывали в произнесшем их на христианина. Царь, извещённый о поступке его, потребовал его к себе и выговаривал тем суровее, что именно на этот день ему поручены были дела, имевшие занять всё его время; притом же недавно только он возвышен был в свой чин. На упрёки царя Фузик отвечал: «дело моё освящено их казнью, и смертью их дана мне жизнь. Я слагаю достоинство, которое ты дал мне, и открыто говорю, что вся моя радость – в мучениях и смерти, которые ты им приготовил». И как царь представлялся не понявшим сих слов, то Фузик прибавил о себе, что он христианин и честь умереть за Христа предпочитает всем почестям от царя. Разгневанный царь тотчас велел казнить его; ему вырвали язык и пронзили мечом затылок. Это было в тот же день, когда пострадали Симеон и другие, то есть 14 апреля 344 года.

В этот же день Сапор издал указ о всеобщем преследовании христиан на всём пространстве государства, и так как умы народа, уже были подготовлены к сему, да и ревность христиан усилилась, так что многие добровольно отдавались в руки палачей, то и случилось, что в первые же десять дней по кончине Симеона в царской резиденции и окрестностях избито христиан до шестнадцати тысяч без всякого судебного разбирательства; маги и жрецы старательно разыскивали укрывавшихся, извлекали из домов и мест потаённых и умерщвляли. Казни следовали одна за другой так быстро, что имён казнимых не спрашивали, мечи притуплялись и руки палачей отказывались служить. Тогда и многие из служивших в палатах царских убиты, а с ними и Азад евнух, весьма любимый царём. Когда узнал об этом царь, то велел остановить такое истребление народа без суда и следствия, а разыскивать и предавать суду только вождей и учителей веры христианской, то есть преимущественно епископов и священников.

Что одновременно с тем не были щадимы и посвятившие себя Богу девы, особенно те из них, которые отличались учительностью (ибо на них лежали обязанности обучения девочек) или близким родством с мучениками, на то имеем два примера. Дочь помянутого выше Фузика представлена была на суд и, как твёрдо отказалась воздать божескую почесть солнцу, была обнажена, жестоко бичёвана, палима горящими факелами, затем повешена, железными крючьями изъязвлена по всему телу и наконец обезглавлена. Сестра Симеона, Тарба, с другой сестрой своей, вдовой Фервуфой, и её рабыней пострадали около года спустя при следующих обстоятельствах. Случайно заболела царица, и пронырливые Евреи, уже так заявившие себя в деле Симеона, распустили при дворе слух, что царица заболела вследствие чар Тарбы, желающей на семействе царском отмстить смерть брата (Созом. Ист. Церк. XI, 12). Царь поручил главе магов с двумя из своих подчинённых произвести дознание над обвиняемыми, и так как последние пребыли непреклонными в своей вере и целомудрии, то и были осуждены на смерть за чародейство и отраву. Но царь не согласился с мнением судей, потому что сомневался в их виновности, и велел освободить их, если только поклонятся солнцу. Мужественные христианки отвергли предложение царя, и магам предоставлено избрать для них род казни. И маги по связи с обвинением присудили тела их рассечь на две равные части, между коими образовать пространство для прохода царицы с целью выздоровления последней. И четвёртого апреля 345 года совершилась казнь мучениц. Именно, за городом были поставлены для каждой два кола, из коих к одному привязали каждую за голову, а к другому за ноги, и пилой перепилили их на двое. Так св. мученицы скончались 4 апреля 345 года. Потом мучители поставили шесть больших столбов, три с одной стороны дороги и три с другой, и повесили на них перепиленные части тел. Царица в сопровождении воинского отряда пронесена была между висящими телами. Так изуверство соединялось с самым глубоким суеверием!

Всё описанное происходило в непосредственной близости и присутствии царя; само собой разумеется, что вести об этом разносились повсюду и для провинциальных судов столичные события служили обязательным примером и поощрением усердия к истреблению христиан.