† Св. Олилпиады диакониссы, Кандиды и Геласии
Дивная Олимпиада происходила из аристократической Константинопольской фамилии и была очень богата. Отец её был сенатор Анисий Секунд, а мать – дочь благочестивого Евлавия, префекта претории при благоверном Константине. Она ещё в детском возрасте лишилась родителей. Потому опека над её имениями поручена была дяде её Прокопию, а воспитанием её занималась Феодосия, тётка св. Амфилохия и св. Григория Назианзского, умная и добродетельная, которой поручена она была ещё отцом.
Так как она была богата и учёна, то руки её искали многие и ещё юной обручена она была с Небридием, префектом столицы. Прекрасные стихи присланы были (в 384 г.) дивным святителем Григорием в подарок Олимпиаде, вступающей в брак. Но спустя 20 месяцев после обручения Небридий умер; Олимпиада осталась вдовой и вместе девою. Многие после того искали руки Олимпиады. Сам император Феодосий Великий предлагал ей выйти за Елпидия, молодого аристократа Испанца, родственника царского. Но она отклонила предложение, а «Если бы Господь хотел, чтобы была я супругой, то не взял бы у меня Небридия», отвечала она. Феодосий повторил своё предложение, но также услышал отказ. Император оскорбился и, отправляясь на войну с Максимом (388 г.), приказал префекту столицы взять в опеку имение её до 30-летнего возраста её. Префект, услуживая Елпидию, поступал оскорбительно с Олимпиадой: ей запретили посещать епископов, не пускали её и в храм Божий, лишь бы вынудить её к браку. Олимпиада переносила всё благодушно. Она желала даже более стеснить себя. Она писала к императору: «Государь! ты оказал мне милость, которая достойна не только государя, но и епископа; опекой над имениями освобождена я от многих забот. Для большего счастья моего, благоволи повелеть, чтобы роздано было всё церквам и нищим. Издавна боюсь я наклонностей суетности, которые при раздаче имений так легко возникают. Временные блага, пожалуй, могли бы отдалить сердце моё от истинных благ, духовных и вечных». Феодосий жил тогда на западе и, когда после трёхгодичного отсутствия возвратился в столицу, возвратил (в 391 г.) в полное распоряжение её все имения. «Такая добродетельная и умная девушка лучше нас умеет, как употреблять блага времени», сказал государь.
Получив свободу по имениям, блаженная Олимпиада расточала средства свои на дела милосердия щедрой рукой. Не было города, ни деревни, ни пустыни, где бы не пользовались милостями знаменитой Олимпиады. Она доставляла приношения церквам, монастырям, кафедрам, странноприимным домам, темницам, местам ссылки. Не сосчитать тех невольников, которым она даровала свободу платой денег господам их. Св. Златоуст сравнивал милосердие её с обильной рекой, которая несёт воды свои до самых границ земли и обогащает море. И он же убеждал её, а она смиренно слушалась, ограничивать щедрость свою, измерять её не просьбами, а нуждами.
При богатстве своём Олимпиада вела жизнь смиренной рабы Божией. Воспитанная в пышности и неге, она отказалась от всех удовольствий света и вела жизнь простую. Никогда не вкушала она мяса; не принимала ванн, которые так нужны в жарком климате. Ночные бдения обратились ей в привычку и время её посвящалось преимущественно молитве. Обхождение её с другими дышало христианской скромностью и искренностью. «Наружность её открытая, нрав искренний, одежда даже одетым в лохмотья показалась бы ничего не стоящей; кротость её была такова, что превосходила простоту детей, говорит очевидец!. Св. Златоуст, утешая её в скорбях, писал ей из заточения: «ты от природы получила самое нежное и слабое тело; знатная порода доставила тебе все способы роскошно питать его; но ты разными страданиями так истощила его, что оно теперь ничем не лучше мёртвого. Ты добровольно произвела в теле твоём такой род болезней, что их не могут вылечить ни искусство врачей, ни сила лекарств... Тебя не одолевает страсть к плотским удовольствиям и потому нет для тебя труда воздерживаться от них. Ты приучила своё тело столько принимать хлеба и питья, чтобы только не умереть. Скажу несколько слов вот об этой простоте и неизысканности, которую наблюдаешь касательно платья. Кажется, эта добродетель ниже других; но если внимательно рассмотреть её, найдёшь, что она весьма величественна, что она требует для себя души умной, стоящей выше всего житейского, парящей к небу. По сей причине не только в новом, но и в старом завете Бог запрещал страсть к нарядам и говорил: понеже вознесошася дщери Сиона и ходиша высокою выею и помизанием очей и ступанием ног, купно ризы влекущие по долу и ногами купно играющие: и смирит Господь начальныя дщери Сиона... И будет вместо вони смрад, а вместо пояса ужем препояшися (Исх. 3:16–23)... Павел, обращая речь к светским женщинам, не только отклоняет их от нарядов золотых, но не дозволяет одеваться и в ценные одежды (1 Тим. 2:3). Ибо знал он, знал хорошо, что щегольство – тяжкая болезнь души; болезнь, с которой трудно бороться, – самый верный признак испорченного сердца».
Ещё св. Нектарий, патриарх Константинопольский, посвятил св. Олимпиаду в диакониссы. В чём состояли занятия Олимпиады, как диакониссы?
Первая забота – смотрение за страждущими и несчастными жёнами. «С рассветом дня можно видеть: многие старушки и вдовы толпятся около темницы; даже знаменитые из них прислуживают заключённой и всю ночь проводят при ней; приносятся вкусные угощения и читаются священные книги им», так писал язычник о христианских диакониссах.
Диакониссы обучали женский пол Закону Божию, особенно во время приготовления к крещению. Карфагенский 4 собор постановил: «вдовицы или посвящённые, – избираемые в служение при крещении жён, должны быть столько приготовлены к должности, чтобы могли обучать простых сельских женщин ясными и церковными правилами, как отвечать крещаемой при крещении и как жить после крещения».
Диакониссы услуживали женщинам при совершении над ними таинств, при крещении, при причащении, при исповеди, при браке; они наблюдали за благочинием жён в доме молитвы, украшали храмы и смотрели за их чистотой.
Служение таинствам и сёстрам было приятным занятием для Олимпиады. Очевидец жизни её писал: «она питала священство, уважала клир, помогала вдовым, кормила сирот, посещала больных, плакала с грешниками, возвращала заблудших на путь добра, – многих жён, бывших за язычниками, наставляла в вере и давала им средства к пропитанию».
Добродетели Олимпиады были предметом удивления и утешения для целой Церкви. Знаменитые святители того времени говорили о ней с глубоким уважением. Святой Амфилохий, св. Епифаний, св. Пётр Севастийский, св. Оптат епископ пользовались щедрой её благотворительностью и славили за неё Господа. Она своими руками закрыла глаза умиравшим патр. Нектарию и епископу Оптату. Она благотворила и тем архипастырям, которые не отличались высокой нравственностью, каковы Акакий, Антиох, Севериан; она чтила высокий сан их.
Буря бед поднялась на св. Олимпиаду с того времени, как начались гонения на Златоуста. Первый враг Златоуста, Феофил Александрийский, был первым врагом и блаж. Олимпиады. Она с любовью принимала его в доме своём, когда был он в столице, угощала и дарила его. Когда же приняла она, как принимала всех иноков и страждущих, великих братьев, изгнанных из Египта гордостью Феофила, – Феофил начал позорить её гнусными клеветами. Злость императрицы, преследовавшая Златоуста, бесновалась и против Олимпиады, уважавшей Златоуста и уважаемой в свете и Церкви. Особенно, когда пожар опустошил Софийский храм и сенат, злоба врагов Златоуста обрушилась над защищавшими Златоуста. Говорили, что пожар – их дело. Префект Оптат язычник взял Олимпиаду к допросу. «Для чего поднят этот пожар?» спрашивал он её. «Моя жизнь, какую доселе вела я, отвечала Олимпиада, освобождает меня от подозрения, высказываемого тобой. Кто столько денег роздал на построение храмов, конечно, не в состоянии жечь их». Префект присудил с невинной – на покрытие ущербов казны внести соразмерную (огромную) сумму денег. Отягчённая скорбями, Олимпиада впала в болезнь, которая томила её всю зиму. В начале весны приказано ей было оставить столицу. Долгое время скиталась она из одного места в другое, не зная, где приклонить голову. В середине осени 405 г. приказано ей было возвратиться в столицу. Её и теперь обвиняли за то, что будто производит раздор в Церкви. Не могла она не считать невинно изгнанным Златоуста, и страдания великого святителя причиняли душе её глубокое страдание. Но тем более чтила она заповедь его и не отделялась от Церкви по его завещанию. «Со всяким благочестием покорялась она своим епископам, говорит современник – и прибавляет; никто из близких к ней никогда не замечал, чтобы эта христоносная порицала кого-нибудь». Много раз призывали её к суду; бесстыдные слуги позорили её; рвали на ней платье. Одни имения её продавались с публичного торга, другие разоряемы были чернью, за третьи таскали её по судам. Собственные слуги её, которым благотворила она как мать, восставали против неё, по наущению врагов. Сильно страдала душа её; св. Златоуст писал к ней: «перестань плакать, перестань мучить себя печалью; не смотри на эти несчастья, которые идут к тебе непрестанно, идут одно за другим без промежутка; помышляй о свободе, которая так близка; помышляй о неизреченных наградах, которые принесут тебе твои несчастья... Что значит быть выброшенным из отечества, быть переводимым с места на место, быть пленником, быть везде гонимым, жить в ссылке, влачиться по судам, – получать оскорбления от людей, получавших тысячи благодеяний, подвергаться мучениям и от рабов, и от свободных, – что всё это значит, когда за всё это награда – целое небо».
«Многих других жён научила она», пишет Гераклид о св. Олимпиаде, и св. Златоуст писал к самой Олимпиаде: «особенно приятно мне, что ты, освободившись от тяжб и поручений, положила им конец достойный тебя. Ты не отвергла их малодушно, не задержала понапрасну, не унизила себя в судах и неприятностях, соединённых с тяжбой». Как слова Гераклида, так слова Златоуста дают видеть, что в последние годы свои блаж. Олимпиада была настоятельницею сестёр-монахинь. Прерванием связей с миром блаженная хотела оградить себя от дрязг суда, как и от обвинений, сыпавшихся на неё без разбора, будто она, первая диаконисса, – причина того, что многие не хотят знать нового патриарха. Мир не любит винить себя в чём-либо; он всегда прав в его глазах, а виноваты только другие; слепой от страстей, он не видит ни себя, ни других. Потому злость мира преследовала Олимпиаду и в её уединении. При Аттике община сестёр Олимпиады выслана была из столицы в заточение в Кизик. Св. Златоуст писал тогда к Олимпиаде: «как славна добродетель, презирающая все перевороты настоящей жизни! Через старающихся унизить её она делает подвижников своих сильнее, выше, непобедимее... Вот чем, Боголюбезнейшая госпожа моя, должна ты веселить себя и тех, которые вместе с тобой борются в нынешней славной борьбе! Вот чем одобряй мысли и дух всех (девственниц), настраивая свою дружину».
Святая девственница Олимпиада осталась в заточении до самой своей кончины, которая последовала в 410 году. «Лучшие жители Константинополя, писал Палладий в 420 году, считают её в числе исповедниц и уверены, что она, страдавшая за истину и для Бога, наследовала блаженную жизнь».
Святое тело её, положенное в храме безвестного местечка, совершало чудеса. Спустя 200 лет дикари сожгли храм, но тело святой осталось невредимым. Когда переносили его в Константинополь, из него текла кровь, как из живого, в знак невинного страдания, перенесённого в земной жизни. Мощи положены были в обители, основанной святой.
«По следам Олимпиады, говорит Палладий, Богоугодно проводила жизнь блаженная Кандида, дочь полководца Траяна. Она достигла высокой чистоты, разумно украшала церкви, по благоговению к тайнам Христовым чтила епископов и уважала весь клир. Обучив дочь свою правилам девственной жизни, отдала её Христу, как дар сердца своего. Потом и сама она, раздав имение своё, последовала за дочерью и проводила жизнь в чистоте и целомудрии. Для изнурения плоти трудилась она по целым ночам, молола своими руками муку и пекла просфоры. Так как один пост недостаточен, говорила она, то я присоединяю к нему изнурительное бдение, чтобы сокрушить похотливость Исава. Она вовсе не употребляла в пищу мяса животных, но ела только рыбу, масло и овощи, да и это лишь по праздникам; во всякое другое время довольствовалась водой, смешанной с уксусом, и сухим хлебом. Проведши такую суровую жизнь, эта достославная жена почила блаженным сном и теперь наслаждается вечными благами, уготованными для возлюбивших жизнь добродетельную».
Подобно сей благочестивой жене, с ревностью проходила путь правды и благочестиво несла иго девства славная Геласия, дочь трибуна. В этой чудной деве особенная была добродетель та, что солнце никогда не заходило в гневе её на раба, или на служанку, или на кого другого (Еф. 4:26). Геласия боялась помнить об обиде или неприятности, нанесённых другим. Прощайте и прощены будете (Лк. 6:37), такова воля Божия, говорила она себе. Не любя ближнего, нельзя любить Господа; а в том нет любви, кто сердится на другого, кто не прощает его за всё. Гнев – дело испорченной души (Ин. 5:20). Гнев – беснование (Притч. 27:4). Гнев покоится в сердце глупца (Ек. 7:10). К несчастью, ни чей гнев так не безобразен, как гнев жены (Сир. 27:33). Дальше, дальше от него, то ли дело – детское незлобие: оно так приятно Господу. Он сказал нам: если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное. Кто умалится как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном (Мф. 18:3–4). Таким путём, путём детского незлобия, блаженная вошла в жизнь блаженную.