Преподобного Зосимы Киликианина
Епископ Вавилона Египетского (на правом берегу Нила, почти против Мемфиса).
Преподобный Зосима ещё в молодых годах принял иночество в Синайской обители. Посланный своим настоятелем в Александрию по монастырским делам, получил от Александрийского патриарха Аполлинария епископский сан. Под старость возвратился на Синай и там кончил жизнь свою. Жил в VΙ-м веке, во время цветущего состояния подвижничества на Синайской горе.
Из жизни преп. Зосимы передаётся, между прочим, один случай, доказывающий, что если и избегнут иногда совершившие преступление изобличения перед людьми и кары земного правосудия, то не избегнуть им суда своей совести, этого орудия кары Божественной, и не укрыться человеку от Мздовоздаятеля не только в загробной жизни, но, большей частью, и во время существования на земле...
Однажды, когда преп. Зосима подвизался в Синайской пустыне, пришёл к нему бывший разбойник и, излив перед праведным старцем свою душу, отягощённую многими преступлениями, умолял его принять его в число иноков, чтобы тяжёлым трудом – подвижничеством иноческим и слезами покаяния омыть грехи. Видя искреннее раскаяние пришедшего, испытав его в продолжении некоторого времени, Зосима допустил его принять иночество. По прошествии некоторого времени, старец сказал новопоступившему, что трудно ему будет укрыться от людей даже и здесь, так как многие приходят сюда, между которыми могут встретиться люди, могущие узнать в нём бывшего разбойника; поэтому посоветовал ему уединиться подальше от обители и сам отвёл его в пустынный скит аввы Дорофея, близ Газы.
Девять лет прожил в этом скиту, обрёкший себя на покаяние, разбойник; ревностно и неуклонно исполнял все скитские послушания и после того вдруг, неожиданно ушёл из скита, возвратился к преп. Зосиме и стал просить его – принять от него обратно иноческие одежды и дать ему мирские для возвращения в мир...
– Что побуждает тебя отступиться от иноческой жизни после стольких лет, что ты выдерживал её? – спросил удивлённый старец.
– Да, вот уже девять лет, как я стал жить в скиту, – отвечал ему бывший разбойник, – я трудился, сколько мог; строго соблюдал воздержание, пост и молитву; в молчании, смирении принимал и исполнял всякие послушания, надеясь и моля Бога только об одном, чтобы милосердие Его простило мне мою прежнюю жизнь... чтобы я мог примириться с самим собой... Но нет! не нашёл я ни в чём ни мира, ни отрады... Передо мной всегда неотступно стоит дитя, убитое мной, и говорит: «за что ты убил меня?» Я вижу и слышу это во сне и наяву... Стою ли я на молитве в церкви, вкушаю ли трапезу вместе с братией, иду ли где-нибудь по дороге и даже когда приступаю к Божественным Тайнам – всё оно, всё это дитя стоит передо мной и спрашивает меня: «за что ты убил меня?» Поэтому, отче, хочу идти туда, где я совершал злодеяния... Пусть правосудие покарает меня!
Видя, что не удержать ему человека, душа которого вопиет о казни, как об единственном средстве умиротворения своего, старец отпустил его... и разбойник, предав себя человеческому правосудию, был казнён мечом... очищения своего не достиг слезами, только кровью омыл себя...