† Память св. Филиппа, митрополита Московского

Св. Филипп, митрополит Московский

В жизни великого между святыми Божиими Филиппа – две части: жизнь пустынника и жизнь пастыря Церкви. Первой отвечал он словам Господа: буди верен до смерти (Откр. 2:10). Во второй выполнял слова Господа: пастырь добрый душу свою полагает за овцы (Ин. 10:11).

Святой Филипп, в мире Феодор, родился 11 февраля 1507 г. Знатность происхождения и отличия предков по службе обещали ему блистательный ход в свете. Он происходил из знаменитого рода Колычевых. Дед его Иван Лобан Колычев пользовался доверенностью Иоанна III; он был послом при Менгли-Гирее, занимал опасные посты: то воеводы передового полка, то начальника весьма важной Ивангородской крепости; под стенами последней он сложил и голову. Отец Феодора, Степан Иванович, старший из пяти сыновей Лобана, был любим великим князем Василием, как «муж, исполненный ратного духа». Преданный великому князю, боярин жил в Москве, тогда как братия его жили в Новгородских имениях; но не ослеплялся «высотою сана». Он любил читать полезные книги; когда же нужно было действовать для общей пользы, был твёрд и решителен, «стропотные стези до конца стирая». Мать Феодора, Варвара, была набожна и благочестива; она и скончалась инокиней Варсонофьей. Лучшим утешением для родителей Феодора было – защитить обиженного, дать кров бесприютным, накормить и одеть нищего. Понятно, что сын таких родителей получил лучшее воспитание. Феодор учился, как и другие – по церковным книгам, и любовь к душеполезному чтению осталась в нём до гроба; другим училищем был для него храм Божий. Дворянин знатного рода готовился и на службу отчизне. К Феодору приставлены были «отроки», с тем, чтобы упражнять его в верховой езде; у них учился он стрелять в цель из пищали и из лука, ловко владеть копьём и саблей, чего требовало тогдашнее приготовление к службе. Вероятно, он участвовал в Крымском походе 1522–1524 г. и в другом 1530 г.; в первом видим дядей его, а отец его желал, чтобы сын был воином отчизны. Великий князь Василий взял Феодора ко двору, узнав о благородных качествах души его. Юный Иоанн полюбил его. Но в малолетство Иоанна жизнь при дворе была вдвойне опасна: опасна была для жизни от интриг боярских, опасна для сердца от разврата. Молодой придворный не разделял с другими жизни рассеянной; но не был и тем, чем мог быть. То самое, что, будучи старше 25 лет, не вступал он в супружескую жизнь, показывает, что в душе его была уже мысль о другом роде жизни; но он медлил, откладывал от времени до времени; и вот Господь Сам позвал его к лучшей жизни.

В суровое правление Елены подвергся опале кн. Андрей, дядя великого князя Иоанна. Пред ним обязались клятвой сохранить жизнь и свободу его и его друзей. И, однако, заперли в тюрьму, где вскоре уморили. Колычевы, вместе с другими близкими к князю Андрею, подверглись жестокому преследованию. Родной дядя Феодора Степановича, Иван Колычев-Умный, ближний боярин князя Андрея, подвергнут был пытке и заперт в темницу, из которой освободился уже по смерти Елены; а Гавриил Владимирович Колычев был бит кнутом и потом повешен. Эта житейская буря была в мае 1537 г. Горькие события, столько близкие по родству к душе Феодора Степановича, не могли не подействовать на него; он живо почувствовал греховность и пустоту светской жизни. В третий воскресный день после пятидесятницы (5 июня 1537 г.), случилось ему во время литургии слушать слова Спасителя: «никтоже может двема господинома работати». На этот раз слова Спасителя так сильно поразили его, что он решился навсегда расстаться с миром. Это было на 30 году жизни его.

Феодор тайно, в одежде простолюдина, удалился из Москвы и близ озера Онеги в деревне Хижах пробыл несколько времени в занятиях селянина, чтобы остаться незамеченным в случае поиска; потом явился он в Соловецкую обитель и, незнаемый никем, кто и откуда он, принял на себя суровые работы: «сын знаменитых и славных родителей рубил дрова, копал в огороде землю, работал на мельнице и на рыбной ловле». Испытанный в течение полутора года, пострижен он, по желанию своему, в монашество с именем Филиппа и отдан под надзор опытному старцу Ионе, собеседнику преподобного Александра Свирского. Игумен Алексий послал нового инока в монастырскую кузницу, и Филипп колотил железо тяжёлым молотом; потом заставили его работать в хлебне. Филипп оказывался во всём лучшим послушником; несмотря на тяжёлую работу, он никогда не оставлял служений храма, – первым являлся в храме и последним выходил из него. Смиренный труженик ободрён был в подвигах небесным покровом: в храме обители поныне показывают образ Богоматери «хлебенный», утешивший хлебопекаря Филиппа. Братия хвалили трудолюбивого инока, но он удалился из обители в уединение, и долго подвизался там, незримый людьми. Когда же возвратился в обитель, игумен Алексий поручил ему надзор за начальными послушниками. Спустя 9 лет жизни Филипповой в обители, игумен Алексий, чувствуя свою дряхлость, пожелал, чтобы братия избрали себе другого настоятеля. Выбор пал на Филиппа.

Посвящённый не по желанию в игумена (1548 г.) Новгородским архиепископом Феодосием, он с ревностью принялся за дела звания своего; но скоро опять удалился в любезную пустыню и только для причащения св. приходил в обитель. Игум. Алексий ещё более года управлял обителью, и скончался. По просьбам братии, св. Филипп снова принял игуменство. В 1550 и 1551 г. новый игумен был в Москве и Новгороде по нуждам обители; он привёз дары царя для Соловецких чудотворцев и три жалованный грамоты: одной из них, по просьбе блаж. Филиппа, предоставлено Соловецкой обители построить храм на месте, где скончался преп. Савватий, и деревня отдана в её ведение. При блаж. Филиппе Соловецкая обитель получила новый вид и в хозяйственном, и в нравственном быту.

В 1538 г. обитель обращена была в пепел пожаром Игумен Алексий, при слабости своей, немногое успел восстановить. Число братии не уменьшалось, напротив увеличивалось, являя ропот на скудость содержания. Хозяйственные распоряжения Филиппа были изумительны. Не говорим о множестве зданий, построенных им для жилья и экономических нужд. Он умножил и улучшил соляные варницы, – главный источник содержания обители; соль на судах отвозили в Холмогоры, Устюг, Вологду, Тотьму, и на деньги, полученные за соль, покупали хлеб и другие съестные припасы. При нём устроена в обители мельница; 52 озера соединены каналом и тем осушены болотистые места для сенокосов; проведены дороги по дебрям и болотам. Для братии необходимо было молоко, а по уставу обители запрещалось держать в обители плодящихся животных.

Блаж. игумен представил то и другое архипастырю, и, по архипастырскому разрешению, на одном из островов, в 10 вёрстах от монастыря, построил скотный двор и завёл рогатый скот; здесь же пустил в леса лапландских оленей. Таким образом улучшена была пища братии: при блаж. Филиппе являлись на трапезе, кроме других блюд, щи с маслом, пироги, кисель, чего прежде не было. Выписывая из разных мест огромное количество сукон и кож, он нашёл возможность выделывать меха и кожи из собственных оленей и также нерпьи кожи. Он написал (1553 г.) для братии устав, сколько должно быть у каждого в келье одежды и обуви, и тем положил границы своеволию. Чтобы доставить покой и призрение дряхлым и больным, устроил он в монастыре больницу. Царь Иоанн Васильевич, по просьбе благочестивого игумена, дарил обители и льготы, и земли. Уставные грамоты, данные препод. игуменом в руководство заведовавшим монастырскими вотчинами, сколько дышат любовью, столько же показывают в писавшем их умную предусмотрительность, осторожное благоразумие и верность правде. Он назначил тиуну, слугам, доводчикам жалования: это значит, что он освободил крестьян от обязанности того времени – содержать правосудие и правление на свой счёт. Современный св. Филиппу иностранец писал (1553 г.): «у русских нет величайшего из зол – законников, а каждый за себя адвокат». Это верно, хотя ныне некоторым нравится «величайшее зло». Но, не допустив одного зла, допускали другое, – предоставляли тиунам и доводчикам жить на счёт подсудимых. Преп. игумен изгонял и это зло. Он предписывал наблюдать, при раскладке повинностей, самую строгую правду, не допускать между крестьянами пьянства и азартной игры в зернь.

Если преподобный игумен так заботился о нравственности рабочих обители, то понятно, сколько заботился он о возвышении духовной жизни между братиями-иноками.

Жизнь духовная цвела при нём в обители: опыт тому – преподобные Иоанн и Логгин, Вассиан и Иона, прославленные Господом. Блажен. Филипп принимал в обитель разборчиво, только таких, которые искренно желали подвизаться для Господа. Он не давал места в обители для праздности и лени: все трудились в ней. Чтобы оживить в братии дух, живший в великих основателях обители, он старался восстановить всё, напоминавшее о них: отыскал образ Богоматери-Одигитрии, принесённый на остров св. Савватием; нашёл каменный крест, стоявший пред его кельей, псалтырь и служебные ризы преподобных; эти ризы он починил, отличил надписью и «учинил их первыми ризами». По его распоряжению описаны были чудеса, совершённые преподобными, по прибытии его на остров. Храм – училище христианского благочестия; храм – дом Божий. Блажен. Филипп построил в обители такие храмы, которые достойно носят имя селений и славы Божией и учат благоговению. С 1552 г. начал он строить каменный Успенский храм с трапезой и колокольней, всё здание 82 сажени в окружности; храм освящён в 1557 г. Прежде того в обители были клепала каменные и била деревянные; блаж. игумен приобрёл три колокола: один – в 173 пуда, другой – в 80 п., третий – в 30 п.. Затем, приступил он к построению каменного главного храма обители, в честь Преображения Господня. Братия указали ему на недостаток средств. Он отвечал: «упование на Бога необманчиво; Он пошлёт средства, если намерение наше угодно Ему». В 1558 г. заложил он храм на 170 квадр. саженях. Игумен участвовал своими руками в работах, и по его просьбе царь прислал 1.000 р. для нового храма. Преподобный приготовил утварь для храма, разноцветные стёкла для рам, многое дал из своей собственности. Под северной папертью выкопал себе могилу, рядом с могилой наставника своего о. Ионы. По временам от хлопот звания своего удалялся он на безмолвие, за 2 версты от обители, и место уединённых подвигов его доселе называется пустыней Филипповой. Для ревнителей уединения устроил он на Заяцком острове скит, а по другим местам – уединённые кельи.

Блаженный Филипп по всем сторонам жизни своей хотел быть и был верным Господу своему.

В 1566 году Иоанн Грозный вызвал игумена Филиппа в Москву «для духовного совета». Это значило, что Филипп облечён будет саном первосвятительским, который сложили с себя Афанасий и блаженный Герман, отягчённые делами Иоанна. Царь принял Филиппа с честью, говорил и обедал с ним дружески, и, наконец, объявил, что желает видеть его на кафедре митрополита. Филипп долго не соглашался принять высокий сан. «Не могу, – говорил он со слезами, – принять на себя дело, превышающее силы мои, отпусти меня, Господа ради; зачем малой ладье поручать тяжесть великую?» Царь настаивал на своём. Филипп объявил, наконец, что исполнит волю царя, но с тем, чтобы уничтожена была опричнина, от которой страдает Россия. Иоанн отвечал, что опричнина нужна для царя и царства; что иначе против него злоумышляют. Блаженного Филиппа уговорили согласиться на такую последнюю волю гневного царя: «не вступаться в дела двора и опричнины, после поставления не удаляться с митрополии за то, что царь не уничтожит опричнины, но советоваться с царём, как советовались прежнее митрополиты». Таким образом, св. Филипп оставил за своей совестью свободу и долг печаловаться за невинно гонимых и говорить о правде Евангельской. В этом не могли отказать ему, потому что и отец Иоанна, и сам Иоанн не раз в грамотах писали, что для отца своего митрополит государь прощает того или другого или возвращает взятое в казну. Блаженный Филипп 25 июля посвящён был в митрополита. В первое за тем время дела шли покойно. Развратная опричнина притихла, опасаясь пустынного святителя. Царь осыпал его ласками и вниманием уважительным. Москва радовалась, увидев тишину с появлением нового святителя. Святителю много было дел и хлопот в столице, близ царя. И он говорил себе: «что случилось с тобою, Филипп? Из какой тишины и в какой шум попал ты?».

Чтобы иметь вблизи себя любезные ему предметы оставленной пустыни, построил он храм Зосимы и Савватия на своём дворе. Из пастырских распоряжений его замечательно определение Суздальского епископа Афанасия в архиепископа недавно возвращённому Полоцку. Афанасий и после посвящения оставался в Москве до конца года, частью потому, что в Смоленске была зараза, более же оттого, что Полоцкая епархия, в которой господствовал фанатизм папистов, требовала особенных советов и пособий первосвятителя: св. Филипп впоследствии отправил в Полоцк из Новгорода 33 священника и диакона.

В последней половине 1567 г. поднялись дела опричнины – доносы, клеветы, убийства, грабежи; особенно по возвращению из безуспешного похода литовского царь был в сильном раздражении, и этим пользовались злодеи. Над стонами невинных смеялись они и предавались гнусным делам. Святитель убеждал Новгородского архиепископа Пимена и других пастырей стать за правду, но те от малодушия трепетали. Св. Филипп отправился увещевать царя в Александровскую слободу, – эту берлогу разврата и злодейств. «Державный царь! – говорил святитель наедине Иоанну, – облечённый саном самым высоким, ты должен более всего чтить Бога, от Которого принял сан; ты образ Божий, но вместе и прах. Властелин – тот, кто владеет собой и не служит низким похотям. Слышно ли, чтобы благочестивые цари волновали свою державу, как взволнована твоя?» Иоанн закипел гневом и сказал: «что тебе, чернецу, до наших царских дел?» Святитель отвечал: «по благодати Св. Духа, по избранию священного собора и по нашему изволению, я – пастырь Христовой церкви. Мы с тобой должны заботиться о благочестии и покое православного христианского царства».

«Молчи, – сказал Иоанн, и нас благослови на дела нашей воли».

Молчание неуместно теперь, отвечал святитель: оно размножило бы грехи и пагубу. Если будем выполнять произволы человеческие, какой ответ дадим в день пришествия Христова? Господь сказал: да любите друг друга; больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя. Аще в любви Моей пребудете воистину ученицы Мои будете.

Твёрдый начётчик книжный отвечал словами Давида: «искреннии мои прямо мне приближишася и сташа, и ближнии мои отдалече мене сташа, и нуждахуся ищущии душу мою, ищущии злая мне».

«Государь царь! – сказал святитель, – надобно различать добрых людей от худых: одни берегут общую пользу, другие говорят тебе неправду, по своим видам; грешно не обуздывать людей худых; прогони от себя людей негодных, пагубных тебе и царству; пусть водворится любовь на месте разделения и вражды».

«Филипп! – сказал Иоанн, – не прекословь державе нашей, чтобы не постиг тебя гнев мой, или оставь митрополию».

«Я не посылал, – отвечал святитель, – ни просьбы, ни ходатаев, и не наполнял ничьих рук деньгами, чтобы получить сей сан. Ты лишил меня пустыни моей. Твори, как хочешь».

Царь удалился в гневе на святителя, но и в раздумье о себе.

Опричники – Малюта Скуратов, Василий Грязной и другие стали теперь настойчиво вооружать царя против митрополита, а от насилия и злодейств их ещё более стали страдать невинные. Иоанн возвратился в Москву в чёрной одежде и с обнажённым мечом; в таком виде сопровождали его опричники. Последовали казни. К святителю приходили вельможные и простые, и со слезами умоляли о защите. Святитель утешал несчастных словами Евангелия. «Дети! – говорил он, – Господь милостив! Он не посылает искушений более, чем можем понести; надобно быть и соблазнам; горе тому, кем соблазн приходит. Всё это, избранники Божии, случилось с нами по грехам нашим, для исправления нашего; да и счастье обещано нам не на земле, а на небе». Марта 2 (1568 г.), в крестопоклонное воскресение, царь пришёл в храм соборный. Он и опричники были в чёрных одеждах, с высокими шлыками на главах с обнажёнными оружиями. Иоанн подошёл к митрополиту, стоявшему на своём месте, и ждал благословения. Святитель безмолвно смотрел на образ Спасителя. Опричники сказали: «Владыко! Государь пред тобою, благослови его». Блаженный, взглянув на Иоанна, сказал: «Государь! Кому поревновал ты, приняв на себя такой вид и исказив благолепие твоего сана? Ни в одежде, ни в делах – не видно царя. У татар и язычников есть закон и правда, а в России нет правды; в целом свете уважают милосердие, а в России нет сострадания даже для невинных и правых. Убойся, государь, суда Божия. Сколько невинных людей страдает! Мы здесь приносим жертву бескровную Богу, а за алтарём льётся невинная кровь христианская! Грабежи и убийства совершаются именем царя. Если и есть виновные, прости, чтобы тебя простил Господь. Кто не любит брата, тот не Божий».

Иоанн распалился гневом и, растерявшись, сказал: «Филипп! – ужели думаешь переменить нашу волю? Не лучше ли быть тебе одних с нами мыслей?»

«К чему же вера наша? – отвечал святитель. – Напрасны и страдания Спасителя, и Его заповеди, данные нам. Не жалею я тех, которые пострадали невинно; они мученики Божьи но скорблю за твою душу».

Иоанн пришёл в неистовство, махал рукой на святителя, стучал палкой об пол храма и грозил казнями. «Нам ли противишься ты? Увидим твёрдость твою», говорил Иоанн.

«Я пришлец на земле, как и все отцы мои, – тихо отвечал святитель, – готов страдать за истину».

Вне себя от ярости, Иоанн вышел из храма. Перед собором епископов явился чтец с гнусной клеветой на святителя. Новгородский Пимен, унижавшийся пред царём, тогда как не мог в душе верить клевете, сказал вслух других: «царя обличает, а сам делает гнусности». Исповедник правды сказал Пимену: «любезный! человекоугодничеством домогаешься ты получить чужой престол, но лишишься и своего». Чтец тогда же со слезами сознался, что его заставили угрозами взнести клятву. Святитель, простив чтеца, предал себя в волю Божию.

«Вижу, – говорил он духовным сановникам, – что хотят моей погибели, и за что же? за то, что никому не льстил я, не давал никому подарков, не угощал никого пирами. Но что бы ни было, не перестану говорить правду, – не хочу носить бесполезно сан святительский».

Он переехал из Кремля на Никольскую улицу в старый монастырь св. Николая (ныне греческий), так как уже очевидно было, что царь не хочет видеть его близ себя; но блаженный исповедник не оставлял по своей воле вверенного ему Господом служения. Июля 28 он совершал крестный ход в Новодевичьем монастыре. Иоанн, желавший казаться набожным, явился здесь с опричниками в их полном наряде. В то время, когда пришёл царь, святитель хотел читать Евангелие, и, преподавая мир всем, увидел опричника в тафье. «Державный царь! – сказал святитель, – добрые христиане слушают слово Божье с непокрытыми главами; с чего же эти люди вздумали следовать магометанскому закону – стоять в тафиях?»

«Кто это такой?» спросил царь. Но виновный спрятал тафью, а товарищи его сказали, что митрополит лжёт и восстаёт на царя. Иоанн вышел из себя, грубо ругал святителя, называл его лжецом, мятежником, злодеем, клялся, что уличит его в преступлениях.

После совещания со Скуратовым и духовником Евстафием, которого святитель подверг запрещению за недостойную жизнь, приказано было произвести следствие в Соловках. Долго не могли там и пытками вынудить какое-либо обвинение Филиппу; там называли его праведным и святым; наконец игумен Паисий, которому обещали сан епископа, монах Зосима и с ним ещё некоторые, враждовавшие на Филиппа ещё во время его игуменства, согласились быть клеветниками против святителя. Составили донос. В Москве Паиcий, в присутствии царя и духовенства, со всей наглостью обвинял Филиппа. Святитель кротко сказал Паисию: «что сеешь, то и пожнёшь». И обратившись к царю, говорил: «государь! – не думаешь ли, что я боюсь смерти? Достигнув старости, готов я предать дух мой Всевышнему, моему и твоему Владыке. Лучше умереть невинным или и мучеником, чем в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония несчастного времени. Оставляю жезл и мантию митрополичьи. А вы, святители и все служители алтаря! пасите верное стадо Христово; готовьтесь дать отчёт и страшитесь Небесного Царя более, чем земного». Святитель снял с себя белый клобук и мантию. Но царь остановил его, сказав, что ему до́лжно ждать суда над собою, заставил назад взять утварь святительскую и ещё служить литургию 8 ноября. Это значило, что Иоанн хотел предать публичному позору святого и вместе дать своим насилиям над святителем вид законного суда пред народом. Участь святителя тогда же, ноября 4-го, была решена: свирепый Иоанн требовал сжечь Филиппа как волшебника, и только духовенство упросило оставить ему жизнь без сана. Ноября 8-го, в день архангела Михаила, святитель начал служение в соборе. Явился Басманов и в слух народа прочёл осуждение Филиппу по доносам клеветы. Опричники бросились в алтарь, сорвали со святителя одеяние его, одели в рубище, вытолкали из храма, посадили на дровни и повезли в Богоявленский монастырь, осыпая бранью и побоями. Толпы народа со слезами провожали святителя, а он спокойно благословлял народ и свою долю. Пред вратами обители он сказал народу: «дети! всё, что мог, сделал я; если бы не для любви к вам, и одного дня не оставался бы я на кафедре... Уповайте на Бога, терпите». На другой день привели его в Кремль, для выслушивания приговора: Филиппу, будто бы уличённому в волшебстве и тяжких винах, надлежало кончить дни в заключении.

«Вспомни, царь, – сказал праведник, – каковы были добрые цари; помни, что на злых есть строгий суд правды Божией». Иоанн движением руки велел неумолимым стражам взять Филиппа. Его отвели в смрадную комнату, заковали в оковы, на шею наложили тяжёлую колоду, руки скрепили цепью и целую неделю не давали ему куска хлеба. Твёрдый молитвенник питался молитвой, и его нашли без оков и цепей – свободным. Царь, услышав о том, изумился, но потом сказал: «чары, чары Так люди готовы объяснять великие дела самыми странными причинами, лишь бы не признавать в них действия силы Божией, грозной для их нечистой совести. Царь велел перевести Филиппа в монастырь старого Николая. Не довольствуясь тем, что терпел св. Филипп, царь подверг пыткам и казням служивших ему детей боярских; из родственников его Колычевых умерщвлены один за другим десять человек. Любимый святителем Иван Борисович Колычев пел псалмы, когда терзали его пытками; царь отослал голову его Филиппу со словами: «вот твой любимый сродник, не помогли ему твои чары». Святитель, когда вошли к нему с таким подарком, встал, благословил и поцеловал главу и велел отнести к царю. Наконец Иоанн велел отправить Филиппа в заточение в Тверской Отроч монастырь.

Прошло около года, как св. Филипп томился в заточении. Иоанн отправился в Новгород. Малюта Скуратов явился в келью Филиппа и с видом смирения сказал: «владыко святый! преподай благословение царю на путь в Новгород». Святитель знал, зачем явился Малюта. Ещё за три дня до того сказал он бывшим при нём: «вот приблизился конец моего подвига», и причастился св. таин. Малюте отвечал он: «делай, что хочешь, но дара Божия не получают обманом». Сказав это, он стал на молитву и просил Господа, да приимет дух его с миром. Малюта задушил святителя подушкой, и, сказав настоятелю, что умер он от угару, приказал при себе похоронить его. Это было 23 декабря 1569 года.

Из памятников, оставшихся после святого Филиппа, святительская грамота его в Кириллов монастырь замечательна по отзыву его о протестантстве. «Литовский король Сигизмунд Август, – пишет он, – и немцы, впавшие в разные ереси, а особенно в лютерову прелесть, ругаясь над святыми иконами, составили злой умысел против св. храмов, честных икон и благочестивой веры нашего греческого христианства». Затем, извещая, что послано войско против врагов православия, предписывает служить молебны в храме и молиться в кельях об успехе православного воинства.

Некоторые оставшиеся после него вещи поучительны для любителей мнимой старины. В Соловецкой обители фелонь его с четырёхконечным крестом; там же две следованные псалтыри: в них после обычных псалмов везде сказано: аллилуиа трижды, так же как и в часослов его; там же – апостол его, где сладчайшее имя Спасителя пишется так: Іѵ., служебник, где на проскомидии шесть просфор.

В 1591 году нетленное тело святителя перенесено было из Твери в Соловецкую обитель, на место иноческих подвигов его, и сперва поставлено было под папертью созданного им храма, а в 1646 году – в самом храме Память святителя чтила вся церковь 23 декабря ещё с 1591 г.

В 1652 году, по мыслям блаженного Никона, тогда ещё митрополита Новгородского, мощи святителя торжественно были перенесены в Москву. В грамоте, обращённой к святителю, живому пред Господом, благочестивый государь писал: «молю тебя – прииди сюда, дабы разрешено было согрешение прадеда нашего царя и великого князя Иоанна, учинённое пред тобою неудержимой яростью, по влиянию зависти. Твоё негодование на него выставляет и нас участниками в преступлении его: но я невинен в страдании твоём. Гроб прадеда заставляет меня скорбеть за него, а совесть благоговейная пред твоею жизнью и страданием побуждает скорбеть о том, что, невинно изгнанный, ты и поныне лишён святительской кафедры царственного града. Итак, преклоняю царский сан мой за согрешившего пред тобою: пришествием твоим к нам оставь согрешение его». Трогательно и поучительно было торжество святителя, возвращавшегося на кафедру. Царь писал в письме к боярину Оболенскому: «Бог даровал нам, великому государю, великое солнце. Как древле царю Феодосию возвратил Он мощи пресветлого Иоанна Златоустого, так и нам благоволил возвратить мощи целителя, нового Петра, второго Павла проповедника, второго Златоуста, великое солнце, Филиппа митрополита Московского. Мы, великий государь, с богомольцем нашим Никоном, митрополитом Новгородским, ныне же по милости Божией патриархом, со всем священным собором, с боярами и со всеми православными даже до грудного младенца, встретили его у Напрудного и приняли на свои главы с великой честью. Лишь только приняли его, подал он исцеление бесноватой немой; она стала говорить и выздоровела. Когда принесли на пожарище к лобному месту, ещё исцелил девицу при посланниках Литвы, которые стояли у лобного места. Когда поставили св. мощи его на лобном месте: все пролили слёзы умиления: пастырь невинно изгнанный возвращается на свой престол. На площади у Грановитой палаты исцелён слепой. В соборе на самой средине, стоял он десять дней и во все дни, с утра до вечера, был звон, как в пасхальную неделю. Не менее, как два-три человека в сутки, а то пять-шесть и семь человек получали исцеление. Исцелена жена Стефана Вельяминова. Она уже сказала, чтобы читали ей отходную, как забылась, и ей явился чудотворец и сказал: вели несть себя к гробу моему. Она была слепа и глуха 8 лет и лежала больной. Когда же принесли её, то прозрела, стала слышать, и пошла здоровой. Когда принесли его в соборную церковь и поставили на его кафедре: как не дивиться, как не проливать слёзы при мысли, что изгнанный возвращается и принимает честь, принадлежащую ему? Где же теперь гонители? Где лживые советники? Где клеветники и наушники? Где ослеплённые мздою очи? Где искавшие власти за гонимого? Не все ли они погибли? Не все ли исчезли навек? Не все ли приняли месть от прадеда моего? Да и вечную примут месть, если не покаялись! О, блаженны заповеди Христовы! О, блаженна правда, не меряющая лиц! О, блажен, истинно преблажен тот, кто исполнял заповеди Христовы и пострадал за правду от своих! Ей, ничего нет лучше того, как утешаться правдой, за неё страдать и судить людей по правде. Каждый день молим Создателя всещедрого Бога и Пречистую Его Матерь, чтобы Господь Бог, по прошению Богоматери и по молитвам всех святых, даровал нам вместе с боярами своими судить людей Его по правде, всех одинаково».

Перенесение св. мощей в столицу установлено праздновать 3 июля.