Святого отца нашего Иоанна Дамаскина

Св. Иоанн Дамаскин жил в VIII веке по Р. Х. в городе Дамаске, бывшем в то время под властью арабских халифов. Отец его Сергий, по прозванию Мансур, хотя и христианин, был однако же в милости у правителя – магометанина и занимал должность министра при его дворе. Пользуясь своим положением, он делал много добра своим единоверцам и освобождал пленных, которых захватывали сарацины во время частых набегов своих на окрестные земли. Между этими пленными, приведёнными в Дамаск, увидел он однажды на площади одного инока, к которому с особенным уважением обращались прочие пленники, между тем, как сам он, казалось, был очень печален. «О чём ты скорбишь, Божий человек? – спросил его с участием милосердый Сергий, – что может печалить тебя, отказавшегося от всех радостей мира?» «Не о радостях мира, для которого я умер, и помышляю я, – отвечал ему пленный инок, – меня мучит то, что, накопив большое богатство, не имею наследника, которому мог бы его передать…– и, видя недоумение Сергия, объяснил: – я говорю о богатстве духовном, которым владею, изучив много наук… я знаю риторику, диалектику, музыку, астрономию, философию, богословие… мне открыты многие тайны природы… Получив столько талантов, страшусь предстать пред судом Божиим, не имея ответа на вопрос: какое употребление я из них сделал?…»

Такой «богач» был именно тем человеком, в котором нуждался и какого долго безуспешно искал Сергий для доставления образования двум детям: родному своему сыну Иоанну и восприемному – Козме. И вот источник того замечательного образования и духовного развития, которым прославились впоследствии оба ученика так неожиданно доставленного им Промыслом Божиим достойного наставника, так как Сергий, немедленно освободив этого пленного инока, по имени Козму, пригласил его в свой дом и поручил ему воспитание детей, то они, и в особенности щедро наделённый способностями Иоанн, воспользовались от него уроками по всем предметам тогдашней учёности. Кончив образование, Иоанн, хотя и был расположен посвятить свою жизнь научным занятиям, но должен был принять службу при дворе полюбившего его халифа и потом, по смерти отца, был назначен градоначальником Дамаска и министром халифа.

В это время в греческом государстве при Льве Армянине было жестокое гонение на православных почитателей святых икон. Иоанн, воспитанный в любви к вере и в твёрдом знании и преданности всем постановлениям православия, присоединился к учителям церкви, вразумлявшим и утверждавшим христиан держаться завещанного им церковью с самых времён Апостольских подобающего почитания икон. В защиту его он написал целое сочинение и послал его в Константинополь. Хотя и не было в нем ничего оскорбительного лично для Льва, но, видя сильное влияние его на народ и не имея возможности непосредственно противодействовать Иоанну, Лев, желая каким бы то ни было способом устранить такого ревностного и влиятельного защитника православия, велел подделать под его руку письмо к себе такого содержания, из которого халиф мог заключить, что Иоанн изменнически предлагает предать Дамаск в руки греческого императора… Эта гнусная клевета достигла цели: поверив сгоряча подложному письму, доставленному ему Львом, халиф велел отсечь руку изменника… Невинно пострадавший Иоанн, возвратившись в свой дом, всю ночь провёл в молитве перед иконою Богородицы, умоляя защитить его правду и исцелить его руку, чтобы она могла писать хвалы Ей и Сыну Её, хвалы, которые Она Сама да внушит написать… Когда же, в изнеможении от слез и боли Иоанн заснул, то во сне увидел изображённую на иконе Божию Матерь, Которая, с любовью смотря на него, сказала ему: «Твоя рука исцелена, не заботься об остальном; но работай ею безленостно, как ты обещал Мне…»

И, проснувшись, Иоанн почувствовал руку свою приросшей… Неизреченною благодарностью преисполнилось тогда сердце его и вдохновилось для дивных песнопений, которые с тех пор изобильною струёй изливались до конца жизни его и обогатили сокровищницу возвышеннейших человеческих молитвословий.

Между тем, чудесное исцеление руки Иоанна поразило халифа и засвидетельствовало даже в глазах его о невинности пострадавшего. Возвратив своему бывшему любимцу прежние милости, халиф убеждал его остаться при дворе, ублажая его всевозможными блистательными обещаниями. Но Иоанн в постигшем его испытании и проявлении чудной помощи свыше почувствовал призвание к иному пути… И, не смотря на настояния халифа, отказался от всяких мирских почестей, всегда тяготивших его, и, раздав всё своё имущество бедным, удалился в обитель преп. Саввы Освящённого близ Иерусалима. Здесь подчинил он себя самому строгому послушанию, до такой степени, что, поступив под начало к одному почтенному, но весьма простому старцу, он принял от него строгие уставы и подчинился между прочими даже и тому, чтобы «не писать никому никаких посланий и соблюдать постоянное молчание» … Не легко это, однако же, было для него, чей ум, обогащённый знанием, и чья душа, преисполненная чувства, стремилась изливаться в слове и письме… Но Иоанн смиренно переносил это непосильное испытание, совершенно неожиданное для него… Между тем представилось ему великое искушение. В лавре скончался один инок; брат умершего, в сильной скорби о нем, умолял Иоанна написать что-нибудь в облегчение его печали… Да и сам Иоанн, сочувствуя скорби брата, чувствовал потребность излиться в словах, но колебался между этим утешением и своим прямым долгом. Наконец, не выдержав слишком томительного искушения, он выразил переполнявшие его душу впечатления в надгробных стихах:

«Какая житейская сладость непричастна скорби?

Какая слава была на земле неизменною?

Все – тени слабее, все – обманчивее сонных мечтаний.

Одно мгновение – и все это наследует смерть!

Но, во свете лица Твоего, Христе,

В наслаждении красотою Твоею,

Как человеколюбивый, упокой, которого избрал Ты.

Увы мне! Какая борьба при разлуке души с телом!

Увы мне! Как скорбит она тогда и – нет состраждущего.

Обращает взоры к ангелам? Мольба напрасна.

Простирает к людям руки? Нет помощника.

Любезные братья мои! Вспомним краткость жизни нашей;

Помолимся Христу, да упокоит преставльшегося

И душам нашим подаст велию милость!

Суета – все человеческое; все не переживает смерти.

Не остаётся с нами богатство,

Не сопутствует нам слава.

Пришла смерть, и все это исчезло.

Воззовём ко Христу бессмертному:

Разлучившегося с нами упокой.

Где обитание для всех веселящихся7

Где наслаждение мира?

Где блеск временного?

Где золото и серебро?

Где суетливый шум прислуг?

Все пыль, все прах, все тень.

Придите, воззовём к Царю бессмертному:

Господи! Вечных Твоих благ

Удостой разлучившегося с нами!

Упокой его в блаженстве нескончаемом!

Вспомнил пророка взывающего:

Земля и пепел я.

Посмотрел в гроб, –

Вижу кости нагие,

И говорю себе: кто же тут, царь или воин?

Кто, богач или бедняк, праведник или грешник?

Но, Господи! Упокой раба Твоего с праведными.

Какой плач, какое стенание и нужда – разлука души.

Но – Господи! упокой раба Твоего с праведными.

Какой плач, какое стенание и нужда – разлука души.

Вот – ад, и жизнь времени – гибель, тень исчезающая,

Сон лживый, труд жизни, остающийся в одной мечте.

О! да бежим греха всякого, чтобы наследовать небесное».

Плачу и рыдаю, когда помышляю о смерти,

И вижу красоту, созданную по образу Божию,

Лежащую в гробе, Безобразною, бесславною, неимущею вида.

О чудо, что за тайна совершилась над нами?

Как предались мы тлению? как сопряглись с смертью?

Истинно, по воле Бога, как писано,

Подающего покой преставльшемуся».

Утешил Иоанн брата, облегчил скорбь его этим задушевным излиянием её в прекрасных созвучиях, но не без страдания обошлось это удовлетворение... Однажды, когда он утолял свою душу пением этих стихов в своей кельи в отсутствии своего строгого старца, тот, неожиданно приблизившись к его келье, услышал его пение...

– Так ты забыл твои обеты и вместо сокрушения в безмолвии увеселяешься пением? – грозно обратился старец к Иоанну, входя в его келью.

Напрасно оправдывался перед ним Иоанн, объясняя ему причину, по которой нарушил он свой обет, напрасно со слезами молил его простить ему его непослушание, на которое решился он только ради утешения брата; суровый простец, которому подобные утешения казались недостойной слабостью, а нарушение обета – преступлением, был неумолим и изгнал его из своей кельи. И только по прошествии некоторого времени, убеждённый заступничеством за Иоанна всей братии, старец решился снова принять Иоанна, но не иначе, как по исполнении им смиреннейшего из послушаний, возлагаемых только на простых послушников. Не погнушался Иоанн исполнить и непривычное для него дело и со смирением собственноручно очистил все нечистые места в обители. И тогда старец, тронутый такой покорностью бывшего знаменитым сановником в мире, обнял его и, сказав:

– О! какого искусного в терпении я воспитал! О! какой это настоящий послушник! – позволил ему возвратиться в келью. – Но тем не менее Иоанн оставался обречённым на молчание...

Но не суждено было погаснуть священному огню... Но не суждено было утаиться под спудом свыше посланному дару... и Сама Божия Матерь вступилась за певца.

– Зачем ты заградил источник, из которого должна истекать сладкая и изобильная вода, та вода, которой жаждал Давид, которую Христос обещал дать самарянке? Предоставь истекать этой живой воде, потому что она напоит вселенную, покроет море ересей, и жаждущие утолятся ею... Иоанн примет пророческие гусли, Давидов псалтирь и воспоёт новые песни Господу Богу!» – сказала Божия Матерь, явясь в сновидении строгому старцу, наложившему обет молчания на Иоанна Дамаскина. И старец с благоговением послушал Её и разрешил и благословил с умилением Иоанна «взойти на высокий Сион Боговидения и, проповедуя, благовествовать Иерусалиму»... – «Мне же прости, – прибавил смиренный, – что я, по неведению и простоте, до сих пор препятствовал тебе отверзнуть уста твои»...

И с тех пор полились вдохновенные песнопения Иоанна I во славу Божию. Кроме песнопений, которыми и поныне украшается Богослужение православной Церкви, он составил догматическое изложение веры, много молитв, некоторые жития святых, много и смело писал в опровержение различных ересей. Вызванный патриархом Иоанном в Иерусалим и посвящённый в сан пресвитера с тем, чтобы состоять проповедником при церкви св. Воскресения, Иоанн однако же недолго оставался здесь и по смерти патриарха (в 735 г.) возвратился в свою обитель (преп. Саввы), где и продолжая свои учёные труды. Однажды совершил путешествие в Константинополь ради обличения императора Константина Копронима и преданных ему епископов, которых не побоялся назвать низкими человекоугодниками. Вознегодовавший до ярости на Иоанна Копроним на соборе в 755 г., сам с церковного амвона произнёс анафему Иоанну. Иоанн отвечал ему впоследствии двумя сильными обличениями иконоборцев.

Потрудившись и «пребыв на страже веры» до конца, св. Иоанн Дамаскин скончался в лавре св. Саввы на 104-м году жизни, около 777 года.

Об Иоанне Дамаскине, как о сочинителе замечательных творений, так отзывается учёный Свида: – «Иоанн Дамаскин, по прозванию мансур, муж учёный и умный, не уступал никому из знаменитых учёных современников; сочинений его весьма много и между ними есть философские; он писал параллели на свящ. Писание, ямбические каноны и творения прозаические. В церковных песнях своих он и Козьма (Маиумский еп.) столь высоки, что остаются и останутся неподражаемыми».

В Греческой службе Церковь поёт св. Дамаскину:

„Отче Иоанне премудрый!

Ты украсил Церковь Христову песнями:

Ты сладко пел, преславный, Божественные предметы;

Действием Духа ударял ты в цитру свою

Стройную, звучную, как у Давида, отче!

И возглашая на вей Божественные песни,

Всех привлёк к тебе“.

В каноне поётся ему:

„Ты воспел, преподобный, в песнях чины святых,

Чистую Богородицу, Христова Предтечу,

Также Апостолов и пророков,

Вместе с подвижниками мудрых учителей,

Праведников и мучеников;

В их жилищах и сам водворяешься ты ныне“.

По этим-то творениям и называли Дамаскина «Златоструйным». «Иоанн справедливо назван «златой струёй», – пишет о нём св. Феофан, – по обилию в нём благодати Святого Духа, изливающейся и в словах его, и в жизни».

Константин Акрополит так говорит о песнях Дамаскина: – «во-первых, украсил он своими мелодическими стихирами преславное Воскресение Спасителя; служба, составленная им на св. Пасху, это – самая торжественная и самая сладкая песнь радости о победителе смерти и ада. Равно и для прочих праздников, в которые благоговейно собираемся мы воспоминать тайны, которые совершал Господь и Искупитель наш, быв человеком, составил Иоанн множество прекрасных песней. Потом славно почтил память святых .

Опровергая ревностно различные ереси, смущавшие Церковь в его время, Иоанн Дамаскин и в песнях своих богословствует против них и влагает в них различные догматы православия. Важное значение имеют в этом отношении все его воскресные каноны и стихиры. В образец богатства догматических мыслей можно представить воскресный канон 7 гласа, в котором заключается почти вся христианская догматика:

Песнь 1.

Ирмос. Мановением Твоим, Господи, удоборазливаемое естество вод пременилось в вид земли. И потому, сухо совершив путь, Израиль пеший поёт Тебе победную песнь,

Осуждена древом тиранствовавшая смерть, когда на неправедную смерть осуждён был Ты, Господи. Отселе и князь тьмы праведно изгнан, не могши преодолеть Тебя.

Ад приближался к Тебе и не мог сокрушить тела Твоего, сокрушив челюсти свои. Разрушив, Спаситель, ужасы смерти, Ты воскрес тридневный.

Кончились болезни праматери Евы; Ты, избежав болезней неискусомужно родила; почему, зная Тебя, Всесвятая, Богородицей, все мы славим Тебя славно.

Песнь 3.

Ирмос. Спаситель Господи! в начале утвердивший всесильным словом Твоим небеса и вседействующим Божественным Духом всю силу, утверди меня на недвижимом камени заповедей Твоих.

Ты восшед добровольно за нас на крест, терпишь муку, благоутробный Спаситель, несёшь язвы, подающие мир и спасение верным. Милостивый, примирились все мы с Родившим Тебя.

Ты избавил меня от язвы, Христе, уязвлённого в душе угрызением змия, и воссиял свет для лежащего издревле во тьме и тлении: путём креста сошед во гроб, оживил меня вместе с Тобою.

Мольбами неискусомужной Твоей Матери подай мир миру, Спаситель наш, даруй царю победу над неприязненными варварами и удостой несказанной Твоей славы тех, которые Тебя славят.

Песнь 4.

Ирмос. Отеческих недр не оставляя, на землю сошёл Ты, Христе Боже: услышал я тайну смотрения Твоего и прославил Тебя, Едине человеколюбивый.

Хребет Свой отдал на раны Вочеловечившийся от Девы, раб согрешил, а Владыку неповинного бьют, Он разрешает мои согрешения.

Предстоит пред судом судей беззаконных, как повинный суду обвиняется и бренною рукою заушается Тот, Кто, как Бог, создал человека и судит землю праведно.

Как истинная Матерь Божия, моли Творца Твоего и Сына, да направлен буду, Пренепорочная, к спасительному пристанищу славной Его воли.

Песнь 5.

Ирмос. Не светла ночь для неверных, Христе, а для верных, при сладких Божественных словах Твоих, она – свет. Потому-то утренюю я к Тебе и воспеваю Твоё Божество.

За рабов Твоих, Христе, прободен Ты и терпишь удары по ланитам, искупляющие нам свободу: пред Тобой утренюю и воспеваю Твоё Божество.

Твоей Божественной силой, Христе, и в немощи плотской низложил Ты крепкого; воскресением явил меня, Спаситель, победителем смерти.

Бога Ты родила, Матерь Чистая; Он воплотился из Тебя, как Бог; не знала Ты ложа мужского, но рождаешь от Духа Святого.

Песнь 6.

Ирмос. Плаваю в молве житейских попечений, вместе с кораблём потопляют меня грехи, брошен я зверю душегубителю: как Иона, вопию Тебе, Христе, избавь меня из убийственной глубины.

Воспоминали о Тебе души, заключённые во аде, лишённые наследия праведных, и Тебе молились о спасении; Ты подал им спасение, Христе, сошедши, Благоутробный, к подземным обителям.

Отчаялся лик апостольский узреть одушевлённый и нерукотворенный храм Твой, когда сей был разрушен страданиями; но сверх чаяния поклонился ему и проповедал всюду воссоздание его.

Дево Богоневестная! Кто может объяснить образ рождества Твоего, совершившегося для нас? Бог Слово неописанно соединился с Тобой и стал плотью.

Песнь 7.

Ирмос. Древле у отроков огнепалящая печь источила росу, когда они пели и возглашали: благословен Ты, Бог отцов, и препрославлен.

Древом умерщвляется Адам, произвольно совершив преслушание; послушанием Христовым воссозидается опять, – для меня распинается Сын Божий преславный.

Вся тварь воспела Тебя, Христе, воскресшего из гроба; во аде процвела Тобой. Преславный, жизнь, для мёртвых воскресение, – для омрачённых свет воссиял.

Радуйся, дщерь Адама тленного. Радуйся, единая Богоневесто. Радуйся, Которой тление истреблено. Радуйся, родившая Бога; Моли Его, чистая, чтобы спаслись все мы.

Песнь 8.

Ирмос. Несгорающий куст, объятый на Синае пламенем, дал знать косному языком и гугнивому Моисею о Боге; и ревность Божия соделала непреодолимыми среди огня трёх отроков певших: все дела Господни, пойте Господа и превозносите во все веки.

Чистый Агнец умственный, закланный за мир, положил конец приношениям законным; безгрешный, как Бог, очистил мир, всегда взывающий: все дела Господни, пойте и превозносите во все веки.

Не нетленной была прежде страдания плоть наша, которую принял Создатель; но после страдания и воскресения она соделалась неприкосновенной для тления, и смертных соделала новыми; они взывают: все дела Господни, пойте и превозносите Господа во все веки.

Твоя чистота и непорочность, Дева, соделала, что очистилась от скверн и нечистот вселенная; Ты была, Пречистая, виной примирения нашего с Богом, и потому-то Деву всеми делами славим и превозносим во все веки.

Песнь 9.

Ирмос. Не плод тленный по искушению изнесла в рождении; премудрому Слову плоть подала Матерь, не знавшая мужа, Дево Богородица; величаем Тебя, вместилище для Невместимого, место для Безпредельного – Зиждителя Твоего.

Вы, которые Божеству приписываете страдание, заградите уста свои; вы странное помышляете: мы славим Господа славы, распятого плотью, но не распятого Божеством, единого в двух естествах.

Вы, которые не верите воскресению тел, идите к гробу Христову и учитесь; Он умерщвлён был и плоть Живодавца воскресла, в уверение в последнем воскресении, которого ожидаем.

Мы чтим троичность не Божеств, но Лиц, и единство не Лица, но Божества; гоним и рассеиваем мы тех, которые Её разделяют; заставляем мешаться тех, которые вводят смешение в славимую нами.