Глава 8

1–2. Возвышение Мардохея. 3–6. Просьбы Есфири об отмене Аманова указа. 7–12. Новый указ к иудеям. 13–17. VI-e добавлений к книге: текст указа к иудеям. Распространение указа и впечатление от него.

«Вошел он пред лице царя», т.е. сделался ближайшим слугой царя, вместо Амана.

«Есфирь объявила, что́ он для нее», т.е. объявила о своем родстве с Мардохеем и о всех тех благодеяниях, которые он оказал ей в качестве ее воспитателя.

Падением Амана и благодеяниями Есфири и Мардохею – не устранялась страшная участь, угрожавшая иудеям по указу Амана. По персидским законам, раз выпущенный от имени царя указ не мог уже терять свою действительную силу (Эсф.8:8). Поэтому царь, уступая просьбам Есфири, должен был придумать лишь такой компромисс, которым бы изданный указ ослабил свои действия, если не совсем парализовал оные. Это он предоставил теперь самим Мардохею и Есфири, дав им право и об иудеях (осужденных на гибель) написать, «что вам угодно» – Последние слова прямо намекали и уполномочивали написать об иудеях то же самое, что было написано об их противниках, которые в назначенный день должны были с оружием в руках устремиться на иудеев.

Изложение обстоятельств написания первого (Аманова) указа (Есф 3.12, 14–15) почти до буквальности сходными словами повторяется и при изложении обстоятельств написания второго (Есф 8.9–10, 12–14). Надлежит отметить как будто несколько более значительный, чем следовало бы ожидать, промежуток времени, указываемый между изданием 1-го указа и написанием 2-го. Для первого указа «призваны были писцы царские в первый месяц» (13-й день), тогда как для написания второго «позваны были тогда царские писцы в третий месяц» (23-ий день). Чуть не три месяца – как будто многовато в таком важном спешном деле, которое Мардохей мог узнать скорее и, вместе с Есфирью, много раньше попытаться изменить в свою пользу. Нужно, однако, принять в соображение и то, что время призвания писцов не означало точно даты выхода указа: «призванные в первый месяц», писцы могли закончить свое громадное дело (переписки указа во множестве экземпляров) лишь в не один месяц. Могло быть и то, что Мардохей не сразу узнал об Амановом указе, и, когда дело повернулось в его пользу, не так скоро мог приготовить для нового своего указа все необходимое, так что и писцы во второй раз могли быть позваны не сразу после казни Амана. Все это делает достаточно правдоподобным, что второй указ (Мардохеев) отстоял от первого (Аманова) хотя бы и чуть не три месяца.

Сущность Мардохеева указа до буквальности воспроизводит сущность Аманова, лишь переменяя роли, или точнее – назначая и иудеям ту же самую роль, какая в Амановом указе предоставлялась лишь их истребителям: по Есф 3.13 – предписывалось: «убить, погубить и истребить всех Иудеев, малого и старого, детей и женщин... и имение их разграбить». То же самое и в Есф 8.11 говорится о позволении царя иудеям – «собраться и стать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и в области, которые во вражде с ними, детей и жен, и имение их разграбить».

Добавление 6-e (Эсф.8:12a-12x) дает точный список указа в пользу иудеев, идейного и разосланного Мардохеем в разрушение силы указа Амана. Текст указа дает несколько достопримечательных подробностей, не выступающих с очевидной ясностью в еврейском тексте. Так, в начале указа намекается, что намерение Амана причинить зло евреям, подданным царя, было вместе некоторого рода покушением на самого царя («покушаются строить козни самим благодетелям своим» – Есф.8_12c). Далее эта мысль высказывается и еще определеннее; Аман прямо обвиняется в том, что «замышлял лишить нас, – т.е. особу царя, – власти и души... сделать нас безлюдными, а державу Персидскую передать Македонянам» (Есф.8_12m-12o). Мы уже говорили выше, что мысль о македонском происхождении Амана представляет большую натяжку; нет сомнения, что и обвинение Амана в покушении «державу Персидскую передать Македонянам» – должно быть объяснено лишь неудачным приспособлением автора книги к современному ему значению, росту и успехам греческой культуры и преобладания. Заметно также, что составитель указа слишком переусердствовал в восхвалении иудеев и награждении их от имени царя всевозможными выражениями его благосклонности. В противовес Аману, («поистине чуждый персидской крови и весьма далекий от нашей благости» – Есф.8_12k) указ выставляет Мардохея, как «нашего спасителя и всегдашнего благодетеля» (Есф.8_12n), и иудеев – «живущими по справедливейшим законам, сынами Вышнего, величайшего, живого Бога, даровавшего нам и предкам нашим царство в самом лучшем состоянии» (Есф.8_12p-12q). Все это, конечно, для Иудеи не представляло ничего преувеличенного и неестественного, но – влагаемое в уста царя-язычника и деспота – представляется не совсем естественным и правдоподобным. Таково и предписание: всем подданным (а не одним только иудеям) – «содействовать» (Есф.8_12s) иудеям в истреблении их врагов, сам день этого истребления проводить «со всем весельем,.. в числе именитых праздников» (Есф.8_12u), причем объявляется угроза, что «всякий город или область вообще, которая не исполнят сего, нещадно опустошится мечом и огнем и сделается не только необитаемою для людей, но и для зверей и птиц навсегда отвратительною» (Есф.8_12x). Это уже чисто иудейская нетерпимость, уступающая разве только позднейшему человеконенавистничеству Талмуда и имеющая, несомненно, общий с ним источник происхождения.

«У иудеев было тогда освещение». Освещение, т.е. обилие света в домах, у всех народов служило выражением радости. Эсф.8:14–15 почти до буквальности соответствуют Эсф.3:14–15, поставляя лишь на место Амана Мардохея и на место бывшей печали наступившую радость. Особенно подчеркивается разница в настроении престольного города Суз, который по издании первого указа был «в смятении», а при издании второго «возвеселился и возрадовался». Это, конечно, прежде всего имеет в виду иудеев, радость и веселье которых не устраняли страха и смятения других, имевших в это время несчастье быть подозрительными в глазах иудеев.