Спас Нерукотворный, с историей образа

Первая треть XVII века. Псков

130,0 × 154,0 × 3,0. Дерево (липа), четыре доски, две врезные встречные, сильно выступающие шпонки, неглубокий ковчег, паволока (?), левкас, темпера, золочение.

Происхождение не установлено. Приобретена для музея в 2008 г. в антикварной галерее Ю. Н. Малышева (Санкт-Петербург). Инв. № ЧМ-444.

Раскрыта до поступления в музей. Реставрирована М. М. Бушуевым в 2008 г. Полностью заменено утраченное на полях и на нимбе золото, восстановлена опушка на полях, усилены контуры ликов и нанесены пробелá (особенно в верхних клеймах), прорисованы волосы и складки одежд.

Живопись сильно потерта, особенно в клеймах, местами до подмалевка; многие лики и верхние живописные слои смыты при раскрытии иконы; описи и прорисовка волос, черт ликов в большей части клейм отсутствует. Лучше всего сохранился лик Спасителя в среднике.

Состав клейм:
1. Христос исцеляет больных и немощных в Иерусалиме. 2. Апостол Фаддей рассказывает правителю Эдессы Авгарю о чудесах исцелений, творимых Христом; Апостол Лука передает послание Христу. 3. Авгарь посылает иконописца Луку с молебным посланием, желая иметь образ Христа и исцелиться. 4. Апостол Лука передает Христу плат, и Он прикладывает плат к лицу. 5. Христос передает плат с отпечатавшимся ликом апостолам Луке и Фаддею. 6. Перенесение Нерукотворного убруса апостолами Лукой и Фаддеем из Иерусалима в Эдессу; Чудо явления образа Христа на керамиде у стен Иераполиса спящим Луке и Фаддею. 7. Сретение Нерукотворного убруса Христа в Эдессе. 8. Чудо исцеления хромого отрока. 9. Призвание Авгарем исцелившегося отрока. 10. Чудо исцеления Авгаря. 11. Крещение апостолом Фаддеем царя Авгаря и его домочадцев. 12. Крещение жителей Эдессы апостолом Фаддеем (?). 13. Авгарь повелел поместить образ Христа на ворота Эдессы. 14. Царь Авгарь повелел свергнуть идола у городских ворот и почитать Нерукотворный образ. 15. Епископ Евлалий скрывает Святой убрус в стене городских ворот. 16. Явление Богоматери епископу Евлалию во время осады Эдессы персами. 17. Чудо обретения Нерукотворного образа в стене. 18. Обнесение Нерукотворного образа по стенам града и чудо избавления от персов. 19. Посольство греческого царя Романа выкупает Нерукотворный образ и свиток с посланием Христа к Авгарю у эмира Сарацинского. 20. Перенесение Нерукотворного образа из Эдессы в Царьград епископом Самосатским; Крестный ход встречает реликвию у стен города 16 августа 944 г. 21. Хождение патриарха со Святым образом по стенам Константинополя и отражение нашествия «поганых». 22. Поклонение императора Константина Багрянородного Нерукотворному образу во Влахернах.

Икона принадлежит к достаточно редкому типу изображений Нерукотворного образа, окруженного рамой с двадцатью двумя клеймами истории этой величайшей христианской реликвии. Необычный для Святого убруса темно-зеленый, малахитовый по оттенку плат, занимающий все пространство средника, подчеркивает крупный лик Спасителя, выделенный узким золотым нимбом. Представленный здесь композиционный вариант Мандилиона – с фигурами демонстрирующих святыню ангелов, благоговейно поддерживающих завязанный узлами и спадающий мягкими складками плат, – восходит к самому раннему памятнику такой иконографии – псковской иконе второй четверти XV в. (СГОИАХМЗ). Примечательно, что для этого произведения характерна и цветная материя убруса (там он серо-голубой). Наибольшее сходство образ имеет с иконой «Спас Нерукотворный», написанной около 1657 г. для неба надпрестольной сени алтаря в церкви Илии Пророка в Ярославле (ЯГИАХМЗ). Оба памятника, отличающиеся лишь деталями и пропорциями, имеют в своей основе один прототип.

История реликвии – принесение плата с нерукотворным отпечатком Христа царю города-государства Эдессы – восходит к литературному циклу легенд об Авгаре, в которых основное внимание уделялось их переписке, путешествию эдесского посланца в Иерусалим и исцелению царя от прикосновения к святыне. Сведения о происхождении Мандилиона и о творимых им чудесах, а также история перенесения реликвии в Константинополь в 944 г. изложены в «Повести императора Константина об эдесском образе» (около 945 г.), авторство которой в XI в. было приписано непосредственному участнику этого события – византийскому императору Константину VII Багрянородному. Эти произведения легли в основу иконографии обширных иллюстрированных циклов «Сказания о Нерукотворном образе Христа в Эдессе», известных в византийском искусстве с X в. и получивших развитие преимущественно в миниатюре и фресковых росписях.

Особое значение живописные повествования об истории и перенесении Мандилиона приобрели в древнерусском искусстве, причем, в отличие от Византии, не только в миниатюре и стенописи, но главным образом в иконописи. Судя по переписным книгам, храмовые местные иконы с клеймами, иллюстрирующими «Сказание…», существовали уже в XVI в. Однако наибольшее число памятников – как росписей, так и больших храмовых образов, подчас имевших поистине монументальные размеры, – приходится на XVII столетие, особенно на его вторую половину. Развитие этой темы достигло расцвета в работах мастеров Оружейной палаты, – вероятно, в связи с их интересом к Мандилиону, вызванным иконами Симона Ушакова и его новой художественной концепцией этого образа.

Живописный цикл «Сказания…», размещенный здесь в двадцати двух клеймах, – самый развернутый из всех известных вплоть до конца XVII в. и чрезвычайно интересный по содержанию. Мастер использовал сразу несколько литературных источников, выбирая эпизоды и компонуя их таким образом, что при сохранении хронологической последовательности его повествование приобрело особую стройность и логичность. Большая часть клейм восходит к «Повести…» Константина Багрянородного, где развиты мотив переписки Христа и Авгаря и история возникновения Нерукотворного образа, а также описаны эпизоды, где особая роль отводится апостолу из числа семидесяти Фаддею, который был послан в Иерусалим и передал Святой убрус Авгарю, а затем крестил владыку и все его семейство. «Повесть…» была полностью переведена на славянский язык до 1525 г. афонским монахом Максимом Греком и в середине XVI в. была включена в Великие Минеи Четьи митрополита Макария. Ее списки часто входили в торжественники этого времени, поскольку она ежегодно читалась на богослужении 16 августа – в праздник перенесения Мандилиона в Царьград. В 1642 г. «Повесть…» была напечатана в Москве и размещена в отдельном сборнике о почитании икон, что послужило широкому распространению иконографии сказаний о Спасе Нерукотворном.

Однако включение в клейма публикуемого произведения целого ряда сюжетов и действующих лиц, не упоминающихся в «Повести…», свидетельствует об обращении иконописца к текстам славянских версий «Сказания о Нерукотворном образе…». Именно в них история Мандилиона связывается с апостолом Лукой, «скоропосольником» апостола Фаддея (как сказано в одном из списков «Сказания…»), который вместе с посланником Авгаря передал плат Христу, затем перенес его в Эдессу, то есть участвовал во всех эпизодах начальной истории реликвии. Начиная с XIII в. славянская традиция связывала имя иконописца Луки, который после возвращения из Эдессы стал учеником Христа, с личностью апостола и евангелиста. Как живописец Лука оказался посредником между больным Авгарем и Иисусом, что придавало бóльшее значение не переписке эдесского царя с Христом, как это было в греческих текстах и византийской иконографии, а самому образу и истории Святого убруса. Источником ее служили такие русские сочинения, восходящие к греческому синаксарю, как «Послание Авгаря царя к Господу нашему Иисусу Христу» и «Сказание о принесении Нерукотворного образа Господня от Эдессы в Царьград», получившие широкое распространение с XVI в. Примечательно, что складывание иконографии сказания о Святом убрусе совпадает со временем включения этих литературных текстов в Великие Минеи Четьи митрополита Макария, где они наряду с «Повестью» были помещены не только под днем 16 августа, праздника Перенесения образа, но и под днем памяти евангелиста Луки – 18 октября. Это еще более усиливало значение святыни как христианского первообраза и прямо соотносило реликвию с прославлением иконы и торжеством иконопочитания, что остро и глубоко переживалось на Руси в эпоху позднего Средневековья. Немалое число икон Святого убруса, окруженных циклами истории образа, и их иконографическое своеобразие, восходящее к целому ряду изобразительных источников, свидетельствуют об обращении иконописцев к широкому пласту литературных произведений, также имевших различные протографы.

Среди сюжетов, включенных иконописцем в историю о Спасе Нерукотворном на публикуемой иконе, следует отметить два довольно редких клейма – с исцелением хромого юноши и с призванием его Авгарем, также пожелавшим излечиться силою святыни. Содержание этого эпизода восходит к тексту «Послание Авгаря царя к Господу нашему Иисусу Христу». Еще одна примечательная сцена – поклонение Мандилиону императора Константина Багрянородного во Влахернах – заимствована мастером из греческой «Повести…» и византийской иконографии. В основу других сцен положены композиции богородичных икон «со сказанием»: например, выработанная именно в них схема Сретения святыни у врат города легла в основу соответствующих – 7-го и 20-го – клейм рассматриваемого цикла. Как и при изображении перенесения чудотворных икон, реликвия плата не столько переносится, сколько демонстрируется. Эпизод с осадой Константинополя и чудом обнесения Святым убрусом стен города также заимствован из богородичных икон с клеймами Акафиста и повторяет иллюстрацию его первого кондака «Взбранной Воеводе…».

Художественные особенности памятника, несмотря на сложное состояние его крайне потертой и местами утраченной живописи, не оставляют сомнений в его псковском происхождении. Об этом прежде всего свидетельствует личнóе письмо центрального образа Спаса, наиболее сохранного на иконе. Плотно-коричневая однородно положенная карнация и отдельные тонко нанесенные белильные светá – характерная черта псковской живописи конца XVI – первых десятилетий XVII в. Только псковские мастера использовали такой малахитовый оттенок зеленой краски, сочетая его с коричневыми землями и неяркой красной червленью. Типичен для этого центра архитектурный фон – со звонницами и крепостными башнями, круглящимися стенами, узкими бойницами и ступенями, усложняющими пространственные построения клейм. В силу немногочисленности памятников, относящихся к наиболее позднему периоду развития псковского искусства первой трети – первой половины XVII в., вновь открытая икона приобретает особое значение.

Поскольку о происхождении иконы ничего не известно, можно предполагать, что она была написана для одного из спасских храмов, издавна существовавших во Пскове. Деревянная обетная церковь Нерукотворного образа, построенная «одним днем» в 1487 г. по случаю мора, находилась в Запсковье «у Жабьей лавицы»; на ее месте ныне стоит каменная церковь, о возведении которой нет никаких сведений. О строительстве другой – «новой церкви в Спасской пустыни в 1414 г.» сообщает Евгений Болховитинов, именно с ней связывают происхождение храмовой иконы Спаса Нерукотворного второй четверти XV в.

Икона хранится в Музее Русской иконы.

Прочитать подробнее об этой иконе можно на странице музея.