Обрежем крылья гневу и зло не поднимется высоко

Что же значит: «мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели»? И у нас зрение достовернее других чувств: поэтому, когда хотим уверить кого-либо, говорим, что мы видели своими глазами, а не по слуху знаем. Так и Христос беседует с Никодимом по-человечески, заимствуя и отсюда подтверждение Своих слов. А что это именно так, и что Христос не другое что хочет показать Никодиму и не разумеет здесь зрения чувственного, это видно из следующего. Сказав: «рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух», Он присовокупляет: «мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели». Но в то время этого еще не было. Как же Он говорит: «что видели»? Не явно ли, что Он говорит о знании самом точном и безошибочном? «А вы свидетельства Нашего не принимаете». Итак, слова: «что знаем» Он говорит или о Себе и вместе об Отце, или только о Себе. А слова: «а вы не принимаете» не выражают в настоящем случае негодования, а высказывают то, что было. Он не сказал: можно ли быть бесчувственнее вас, не принимающих того, что мы возвещаем с такою точностью? Нет, Он ничего подобного не сказал, показывая и в словах и в делах совершенную кротость. Он кротко и тихо предвозвещает имеющее совершиться; так и нас побуждает к кротости научает, чтобы мы, беседуя с кем-либо и не убеждая, не досадовали и не раздражались.

Человек раздраженный не только ни в чем не может успеть, но и делает других еще более недоверчивыми. Поэтому надобно удерживаться от гнева, а в своих словах убеждать других не только не гневом, но и не криком, так как крик – пища гнева. Будем же обуздывать этого коня, чтобы ниспровергнуть всадника; обрежем крылья гневу и зло не поднимется высоко. Гнев – болезнь жестокая и опасная тем, что можем погубить наши души. Поэтому надлежит отовсюду заграждать ему вход. Несообразно, если мы можем укрощать зверей, а свои свирепствующие помыслы оставляем без внимания. Гнев есть сильный, все пожирающий огонь; он и телу вредит, и душу растлевает, и делает человека на вид неприятным и постыдным. Если бы человек разгневанный мог видеть себя, во время своего гнева, то он уже не имел бы нужды ни в каком другом увещании, – потому что нет ничего неприятнее лица раздраженного. Гнев есть какое-то опьянение, или, лучше сказать, хуже опьянения и несчастнее беса. Но только постараемся не кричать, – и мы найдем сами лучший путь любомудрия. Потому Павел внушает подавлять не только гнев, но и крик, говоря: «Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик,... да будут удалены от вас» (Еф.4:31). Будем же повиноваться этому учителю любомудрия и, когда гневаемся на слуг, помыслим о собственных своих согрешениях и устыдимся их кротости. Когда ты бранишь его, он молча переносит брань; таким образом ты бесчинствуешь, а он любомудрствует. Прими же это вместо всякого увещания. Хотя он и слуга, но он человек, который имеет и душу бессмертную, и таким же, как и мы, дарами украшен от общего всех Господа. Если же он, будучи равночестен нам в высших, духовных преимуществах, с такою кротостью переносит от нас огорчения, потому только, что мы имеет некоторое незначительное и маловажное преимущество перед ним, то какого прощения или извинения достойны будем мы, которые не можем, или лучше, не хотим любомудрствовать ради страха Божия, как любомудрствует он из страха к нам? Итак, воображая все это, помышляя о своих грехах и общем для всех человеческом естестве, будем стараться всегда говорить кротко, чтобы, соделавшись смиренными сердцем, обрести своим душам покой и в настоящей и в будущей жизни, – которого да сможем достигнуть и все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.