† Страдание св. Онуфрия
Св. Онуфрий
Св. Онуфрий, в крещении Матфей, родился в Габрове Терновской епархии.
Родители его болгары были люди богатые и пользовались известностью. Матфей учился в училище и при прекрасных способностях учился хорошо. Отец наказал его строго за какую-то шалость; пылкий и самолюбивый юноша закричал вслух турок, что он потурчится. Турки непременно совершили бы над ним обрезание, но его ловко выхватили из рук турок, и он, скрытый от них, остался христианином. Когда Матфей пришёл в зрелый возраст, он удалился на Афон и вступил в братство Хиландарского монастыря. Приняв иночество с именем Манассии, он рукоположен был в иеродиакона. Так как о. Манассия искренно и ревностно служил Господу, – а чем усерднее стремятся к совершенству духовному, тем яснее и сильнее чувствуют свои недостатки и погрешности, – то и о. Манассия стал сильно чувствовать тяжесть отречения своего от св. веры, совершённого в пылкой, полусознательной юности. А иже отречется Мене пред человеки, отвергнуся его и Аз пред Отцем Моим (Мф. 10:33), эти слова Господа громко раздавались в душе его и не давали ей покоя. Он постоянно носил страх в душе своей, что если не принесёт он достойных плодов покаяния, откажется от него Христос Господь. Так страх за вечную участь породил в нём мысль о кровавом подвиге. Потом желание мученичества, при возрастании его в духовной жизни, стало плодом пламенной любви его к Господу, готовой на всё за славу имени Его.
Прежде чем решился он на великий подвиг, он открывал желание своё старцам. Те советовали ему испытать себя. После долгого самоиспытания идёт он к духовнику Никифору и просит принять его в келью свою, с тем, чтобы приготовить его к мученичеству. «Не отказываюсь принять тебя к себе, отвечал старец, но с тем, чтобы ни с кем ты не имел, сношения и прежде кровавого мученичества подвизался бы так, как бы был в муках».
«Согласен на условия», – весело сказал Манассия. Возвратившись в обитель, он распорядился своими вещами: довольную сумму отдал монастырю, с тем, чтобы обитель покоила отца его, жившего в ней. Сказав в монастыре, что идёт в Иерусалим, отправился он к старцу Никифору. Тот дал ему особую келью, приказал ученику служить ему и не допускать никого другого, преподал наставления, как должен подвизаться, и оставил с миром Божиим. Заключившись в келийце, преподобный в первые 40 дней вкушал пищу иногда через два дня, иногда через три, а иногда и через неделю, да и то в малом количестве хлеба с водою; земных поклонов клал до 3.500 в сутки, и слёзы постоянно текли из очей его. Так как от таких подвигов он очень ослабевал, то старец умерил пост его. В это время принял он схиму, с именем Онуфрия. По окончании испытания старец Никифор послал Онуфрия для желаемого им подвига в Хиос; в спутники ему дан опытный инок Григорий.
Прибыв в Хиос 29 декабря, путники остановились у благочестивого христианина. Онуфрий провёл семь дней в посте, молитве и безмолвии и не раз причастился св. таин. В одну ночь в лёгком сне видел он следующее: сонм иереев, архиереев, воинов объявляет ему: «иди, Царь хочет видеть тебя». Онуфрий в трепете отвечает: – для чего Царю видеть меня, пустого человека? Прошу уволить меня, если это возможно. «Нельзя, – был ответ, – ты идёшь за нами». Онуфрий пришёл вслед за ними в какое-то светлое, чудное место и, увидав Царя, пал пред ним. Царь сказал: «готово место», и указал на место света неизъяснимого. Блаженный в восторге проснулся, и сердце его полно было радостью. В следующую ночь почувствовал он отсутствие этой радости и со скорбью говорил о том спутнику. Опытный Григорий велел ему просить молитв за себя у всех христиан, и смиренный Онуфрий кланялся каждому, прося помолиться за него.
Явившись в суд в зелёной повязке и красных башмаках, Онуфрий говорил: «назад тому 15 лет ранен я в подобном месте; с того времени рана моя не заживает; врачи говорят мне: если не явлюсь в то место, где ранен, не исцелею».
– Что за рана у тебя? – спросил кадий.
«Будучи юным, – отвечал блаженный, – по неразумию высказал я желание потурчиться, хотя никогда не служил вере вашей, а всегда жил христианином. Придя в зрелый возраст, чувствую жгучесть этой раны и с полным убеждением говорю: „магометанство – пагуба душе“».
Сказав это, он сбросил с головы зелёную повязку. Судьи онемели. Наконец молодой турок, казавшийся себе очень умным и ловким, говорит: «что ты делаешь, братец? Это – священная вещь: подними и накройся ею». Исповедник отвечал: «называть пустую вещь святой – богохульство. В том-то и беда людей потерянных, что отвергают, топчут в грязи Богом открытую истину и Богом посланную святыню, а чтут мечты больного воображения людского, глупости, осмеиваемые трезвым умом; точно как язычники не ищут Искупителя мира грешного, создали себе и нравственность, и рай по вкусу животных страстей. Да и ещё довольны собой! Не страшное ли это состояние?»
Исступлённые закричали: смерть христианину. Очередный военный чиновник отвёл исповедника в тюрьму мусселима и наложил на него колодку. При этом один магометанин дал исповеднику две пощёчины. «Благодарю за себя и жалею о тебе», сказал исповедник. Премудрые судьи, побывав в мечети, решили: смерть христианину, если не благословит Корана. Исповедник, вновь позванный на суд, не изъявил желания целовать глупости магометанства. Судьи приговорили истребить и память его. Вследствие того обезглавленное тело и вся одежда мученика брошены были в море. Страдание совершилось 4 января 1818 г., на 32 году мученика.