Глава 9

Доказав со стороны священника, священства и завета, что первый завет должен был окончиться, апостол теперь доказывает это и со стороны самого устройства скинии. Было в ней три отделения; одно – внешнее, предназначенное для всех вообще и иудеев и эллинов; далее следовала завеса, за которую входили священники, совершая ежедневно службы. Это отделение называлось святым: эти отделения были образом Ветхого Завета, ибо там все совершалось с жертвоприношениями. Святое же Святых было образом нашего таинства. Ибо, говорит, «первый», то есть Ветхий Завет, «имел постановление», то есть символы, или законоположения, но «имел» в то время, ныне же не имеет, ибо прекратился.

«Земным» называет его потому, что дозволялось входить в него и в одном и том же здании известно было место, где стояли иудеи, назореи, прозелиты и эллины. Так как оно было доступно и язычникам, то и называет его «земным» (κοσμικόν – мирским).

Называет эту «первой», именно, по отношению к Святому Святых, которое было в середине. Пред ней же находился медный жертвенник, жертвенник для всесожжений, поставленный под открытым небом. Затем, если приподнимали завесу, вернее, покрывало (Исх.40:19), то она являлась срединой, в которой был светильник, и трапеза, и предложение хлебов.

Видишь ли, что была первая завеса, которую Писание называет покрывалом, так как оно свертывалось и стягивалось, – эта завеса отделяла двор, в который входили все вообще, на котором и приносили жертвы на медном жертвеннике, от скинии, которая доступна была священникам, ежедневно совершавшим службы. Далее, как ты прошел эту завесу, была еще другая завеса, и за ней скиния, глаголемая Святая Святых, в которую никто другой не входил, кроме одного только первосвященника, но и он однажды в год. Везде же он все называет скинией, потому что в ней обитает Бог.

Ковчег завета называется так потому, что в нем находились скрижали, содержащие закон (Исх.40:20).

Все эти вещи служили памятниками иудейской неблагодарности. «Золотой сосуд с манною» – в воспоминание того, что они, питаясь ею чудесным образом, возроптали (Исх.16:3–10), и чтобы потомки помнили как о Божием благоволении, так и об озлоблении их. «Жезл Ааронов» – в воспоминание возмущения, бывшего против него (Числ.17). «Скрижали завета» – в память того, что они сокрушили первые своим идолослужением. Ты спросишь, каким образом в книге Царств написано, что в ковчеге ничего не было другого, кроме скрижалей, апостол же теперь утверждает, что в нем были положены и золотой сосуд, и жезл Ааронов? Так как он наилучшим образом был воспитан Гамалиилом (Деян.22:3) в еврействе, то он, вероятно, заимствовал это из предания; ибо и ныне фарисействующие евреи соглашаются, что это было так. Однако не сначала, но при Иеремии, когда было необходимым скрывать ковчег, тогда, говорят, вероятно, и были сложены в ковчег и эти вещи.

То есть над ковчегом.

Славные, или подчиненные Богу; но служившие для славы Его. И это выставляет нарочито с той целью, чтобы показать превосходство того, что у нас.

«Очистилищем» назвал крышку ковчега, как ты более точно узнаешь об этом из самого Писания, и, прельщаемый словами некоторых, не подумай, что это – что-нибудь иное. Конечно, он этим указал на Христа, Который сделался умилостивлением за наши грехи. Запечатлел все, что было в Ветхом Завете, и утвердил.

Здесь показывает, что все это было не только видимое, но и служило знаком чего-то другого, изъяснение чего требует слишком много времени.

Хотя это и было, говорит, но иудеи не участвовали в этом, так как завеса удерживала их. Это сохранялось для нас, для кого оно было прообразом.

Видишь ли самые прообразы, здесь уже предложенные? Дабы не сказали: жертва Христова была принесена однажды, каким же образом она освятила всех? Показывает, что так было издревле, ибо и святейшая и страшная жертва в Ветхом Завете была приносима первосвященником однажды.

После того, как назвал крест жертвой, и без огня, и без дров, и не часто приносимой, показывает, что и ветхозаветная жертва была такова; ибо однажды приносилась с кровью. Некоторые спрашивали, каким образом в книге Исход написано: да кадит над золотым жертвенником, который, очевидно, находился во Святая Святых, «да кадит Аарон фимиамом сложенным благовонным рано»; «На нем Аарон будет курить благовонным курением; каждое утро, когда приготовляет лампады, будет курить им» (Исх.30:7–8), так что каждый день дважды входил первосвященник во Святая Святых с тем, чтобы кадить над тем местом, – где находился золотой жертвенник. Итак, как апостол говорит здесь, что этот первосвященник входил однажды в год? И решают, что однажды в год первосвященник входил с кровью, с фимиамом – дважды в день. Однако ты знай, что они напрасно сомневались и по неведению: не в золотой кадильнице Аарон кадил фимиамом дважды в день, но над золотым жертвенником, последний же находился не в Святая Святых, но в средней скинии; в ней же светильник и трапеза: тогда как с золотой кадильницей он входил во Святая Святых действительно однажды в год. Ибо иное – кадильница, и иное – жертвенник. Я указал на это недоумение для того, чтобы читающий эти слова, услышав о сомнении от других, не был введен в заблуждение, подумав, что оно – здраво.

И снова: «за себя». Первосвященник законный говорит, приносил жертву за себя. А Христос не за Себя, ибо Он не был причастен грешникам. Повсюду между тем и этим совершенное различие. Сказал «за грехи неведения», а не за прегрешения, чтобы тем привести в больший страх и древних иудеев, и всех, и смирить гордость. Ибо если и ты не согрешил добровольно, ты согрешил невольно и по неведению, и от этого никто не свободен. Некоторые утверждали, что сказал так, показывая и здесь различие между жертвой Христа и жертвами законными. По закону жертвы прощали прегрешения по неведению; жертва же Христова прощает даже и сознательные грехи.

Наконец, начинает более возвышенно рассматривать то, что касается скиний, и говорит, что так как Святое Святых, как образ неба, было недоступно для прочих священников, между тем первая скиния, то есть первая, находящаяся прямо далее за медным жертвенником, всегда была доступна им, будучи символом законного служения, то этим символически обозначалось, что до тех пор, пока стоит скиния эта, то есть пока имеет силу закон, и по закону совершаются служения законные, – недоступен путь святых, то есть вступление в небо, для совершающих такие служения. Для них он не только не открыт, но и заперт, одному же только Единому Первосвященнику Христу был уготован этот путь.

Что сказал выше, то теперь утверждает апостол, именно, что та скиния, в которую всегда входили священники, была притчей, то есть образом и сенью времени настоящего по закону, времени пред пришествием Христа: в это время приносятся такие жертвы и настолько немощные, что не могут «в совести», то есть по внутреннему человеку, усовершить приносящих их. Они очищали телесные скверны, но не душевные прегрешения. Они не могли очистить ни прелюбодеяния, ни убийства, ни святотатства.

Они, говорит, установлены только для людей того времени и соединены с наставлениями о брашнах и питиях. Это, говорит, ешь, а того не ешь. Почему сказал: «питиями»? Ведь закон ничего не говорил о различии в питиях. Он говорит это или о священнике, что он не должен пить вина, когда намерен войти во святилище; или относительно давших обеты, то есть обещания о воздержании от вина, как, например, назореи; или сказал это просто с целью обесценить и унизить эти постановления. Омовения были различны. Если бы кто-нибудь прикоснулся к мертвецу или прокаженному, и если бы кто страдал истечением семени, то он омывался и таким образом, казалось, очищался. Оправдания плоти – это именно заповеди плотские, очищающие плоть и плотски оправдывающие тех, которые считались нечистыми по плоти. Однако они не до конца были «установлены», но «до времени исправления», то есть до пришествия Христа, имевшего все исправить и ввести истинное и духовное богослужение. А так как закон был тяжким игом, то, вероятно, потому и сказал: «установлены». Как и в Деяниях написано: «Что же вы ныне искушаете Бога, желая возложить на выи учеников иго, которого не могли понести ни отцы наши, ни мы?» (Деян.15:10).

Ветхозаветное, говорит, богослужение не приводило на небо. Христос же, «придя», однажды вошел во Святая, ибо туда обращается мысль. Не сказал: сделавшись первосвященником, но «Первосвященник..., придя», то есть придя на это самое дело. Не прежде пришел, потом, когда случилось так, сделался Первосвященником: но целью Его пришествия на землю было первосвященство. Не сказал: Первосвященник жертвоприношений, но «будущих благ»; так как слово бессильно представить все в точности, то просто и неопределенно назвал благами то, что сделано для нас. Грядущими же назвал эти блага, как бы по отношению ко времени закона. Ибо как то время назвал настоящим, так Христово называет грядущим, как бы в сравнение с тем, или также в сравнение с тайнами, имеющими открыться нам в будущем веке.

Здесь он разумеет плоть, она – большая скиния, потому что в ней обитает и Бог Слово, и вся сила Духа. Ибо «не мерою дает Бог Духа» (Ин.3:34). Будучи совершеннейшею скинией, она и совершает большие дела.

Здесь нападают еретики, говоря, что тело – небесно и эфирно. Однако если бы апостол считал его тело «небесным и эфирным», то как бы сказал, что оно «не такового устроения»? Ибо небо не исключается из числа творений. Итак, что обозначают его слова? С одной стороны то что ветхозаветную скинию устроили руки художника Веселеила и его сотрудников (Исх.31:2–6), скинию же Бога Слова образовал Дух. Вот почему сказал, что она «не такового устроения», то есть не из этих тварей, но что она духовна и божественна. Ибо ни одна из тварей не имеет в себе самой Бога Слова по естеству; та же по естеству соединилась с Ним. Итак, по веществу тело Господа было подобно нашему и одного существа с нами, как образованное из чистых кровей Пресвятой Девы; по образу же соединения, оно выше нас, потому что по естеству было соединено с Богом Словом. Так как веществом для ветхозаветной скинии служили дерева и кожи, золото и серебро, медь и некоторые ткани, то, обращая взоры к этим предметам, апостол сказал, что скиния та «не такового устроения», какое нужно было для ветхозаветной скинии. Вообще говорит сравнительно и показывает превосходство Христово. Тело Господа называет и скинией, как здесь, в силу того, что Единородный пребывал в ней, – и завесой, потому что скрывала Божественность. Называет и небо теми же самыми именами: скинией, потому что там находится Первосвященник; завесой (Евр.10:20), потому что ею ограждаются святые.

Вот все изменилось, и настолько, насколько Кровь Господа превосходит кровь животных, с которой входил первосвященник закона.

То есть на небо.

Не временное очищение, как те, но вечное освобождение душ от грехов. Или, что, однажды вошедший, чрез один вход совершил для нас вечное благодеяние. Обрати же внимание и на выражение «приобрел». Это выражение употребляется так, как будто дело произошло сверх ожидания, ибо освобождение было для нас сомнительно: но Он приобрел его.

Так как, быть может, многим показалось невероятным, что чрез единую жертву и кровь одного даруется вечное искупление, то подтверждает это и показывает вероятность сего на основании верования самих иудеев. Если, говорит, вы веруете, что, окропляясь кровью козлов, а также пеплом, смешанным с водой, ибо пепел сберегали для очищения, то как же Кровь Христа не очистит душ? Обрати внимание на его мудрость. Не сказал, что кровь козлов очищала, но освящала; не для прославления закона, но для исполнения того, чего он желает. Ибо, если, как вы веруете, кровь козлов давала освящение, то вы должны гораздо более веровать в то, что Кровь Христа дарует освящения. А что он сказал это, не для того, чтобы возвысить верование иудеев, то смотри, как он прибавил: «дабы чисто было тело». Ибо освящение было для очищения не душ, а плоти.

Не архиерей какой-нибудь принес в жертву Христа, но Он Сам – Себя Самого, и не при посредстве огня, как телиц, – но Духом вечным, почему и увековечил и благодать и искупление. И «непорочного», то есть безгрешного. Ибо и в Ветхом Завете требовалось, чтобы телица была без порока.

Хотя там и сказал: освящает, но прибавил: «дабы чисто было тело»; здесь же выражением «очистит» он прямо показал превосходство. Ибо присовокупляет, что очистит «совесть», то есть внутреннего человека, чего там не было. Правда, и там прикоснувшийся к мертвецу после принесения жертвы очищался; но здесь очищение «от мертвых дел», поистине могущих осквернить и отвратить от Бога.

Отсюда, причастный мертвым делам не служит Богу живому и истинному, но боготворит избранные им дела. Таким образом, чревоугодник боготворит чрево; таким образом, корыстолюбец является идолослужителем. Итак, дела такого рода мертвы не потому только, что они чужды вечной жизни, но и потому, что они во время самого совершения их являются мерзкими и ложными, так как прельщают нас, и хотя кажутся приятными, но в действительности не таковы.

Очевидно, смерть Христа смущала многих из более немощных: если Он умер, говорят, то каким образом Он даст то, что обещал? Теперь Павел, устраняя это смущение, показывает, что именно в силу того, что Он умер, завет Его является твердым, ибо не говорят о завете живых. Ради этого, говорит, ради того, чтобы очистить нас, Он умер, и в завете оставил нам отпущение грехов и вкушение отеческих благ, став Ходатаем между Отцом и нами. Отец не хотел оставить нам наследства; Он разгневался на нас, как на сыновей, отступивших от Него и сделавшихся чуждыми. Поэтому Христос стал Ходатаем и умолил Его. Каким же образом? То, чему должны были подвергнуться мы, ибо нам должно было умереть. Он Сам подъял за нас и сделал нас «достойными завета, и завет снова утвердился смертью Сына, так как этот завет доставил наследие недостойным. Ибо и завет одних считает наследниками: слушай завет Христа: «хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною» (Ин.17:24); – других же лишенными наследия: «Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их» (Ин.17:20). Завет имеет свидетелей: «свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня» (Ин.8:18) и: «Утешитель... будет свидетельствовать о Мне,... и вы будете свидетельствовать» (Ин.15:26–27).

Видишь ли, что смерть Христа была ради нашего искупления? Посему, как же ты думаешь, что она немощна, когда она настолько могущественна, что исцелила и преступления, бывшие в законе? Итак, зачем ты обращаешься к закону, настолько немощному, что он не в состоянии был исправить преступлений, бывших в нем? Не потому, что был дурным, но потому, что был немощен.

Если бы смерть Христа не освободила нас от грехов, которыми мы вооружили против себя Отца, то как мы получили бы небесное наследие? Выражение «призванные» обозначает, что в начале Бог был расположен к нам, как Отец к сыновьям, и мы были призваны к наследию, впоследствии же, грехами, мы сами себя сделали недостойными этого наследия.

Итак, да не смущает вас смерть Христа: ибо если бы Он не умер, то не установил бы завета, чтобы мы были наследниками. Ибо несомненно, что завет после смерти получает силу, и мы совсем были бы недостойны наследия, так как не была бы разрушена вражда.

Читай и понимай это в виде вопроса.

То, что говорил, он доказал не одним только общим обыкновением, но и событиями Ветхого Завета, что еще более убеждало евреев. «Почему», говорит, то есть так как необходимо, чтобы смерть предшествовала завету, то поэтому первый завет «был утвержден не без крови». Кровь – символ смерти. Но там кровь агнца, ибо Ветхий Завет был образом; здесь же, когда воссияла истина, Сын Божий плотью умер за нас. Что же значит: «был утвержден»? То есть стал действительным. Ибо никаким другим образом он не получил бы начала действия, если бы не предшествовало излияние крови.

«По закону», то есть как Бог законоположил, чтобы заповеди Его были объявляемы вслух всему народу; или «все заповеди по закону», то есть что было положено законом.

Почему же были окропляемы книги и люди? Или потому, что издревле предызображалась Честная Кровь, коею окропляемся мы и сердца наши: ибо сердца суть книги, как и выше он сказал: «вложу законы Мои в мысли их» (Евр.8:10). Вода – символ крещения. Здесь берутся кровь и вода, быть может, для обозначения того, что из ребра Господа истекли кровь и вода; быть может, и потому, что крещение, символом коего служит вода, возвещает смерть Господню, знак которой – кровь. Иссоп же употреблялся как вещество сгущающее по причине его плотности, для подобной же цели служила и шерсть: или так как Христос – агнец, поэтому и шерсть «червленая», чтобы и по цвету она имела образ крови.

Христос же говорит: «сие есть Кровь Моя Нового Завета... во оставление грехов» (Мф.26:28). Там и не новый завет, и не оставление грехов. Посему, видишь ли, что кровь он назвал заветом? Так что необходимо разуметь смерть, где говорится о завете.

И это было прообразом: ибо скиния – это мы, согласно следующим словам: «вселюсь в них, и буду ходить в них» (2Кор.6:16). Мы – и «сосуды в большом доме Божием», одни – золотые, другие – серебряные (2Тим.2:20). Итак, мы были окроплены истинной Кровию Христа и освящены, будучи крещены в смерть Его.

Для чего прибавил: "отнюдь»? Для того, что там не было ни совершенного очищения и ни совершенного отпущения грехов. Ибо как это возможно, когда грехи не отпускались?

Небесными называет то, что у нас, что касается Церкви. Выше сказано, в каком смысле Церковь – небо. Посему образами и прообразами наших священнодействий было то, что употреблялось у иудеев; поэтому и очищались кровью козлов и пеплом телицы, и прочими столь же незначительными вещами.

Подразумевается то, что принадлежит Церкви, нам.

Так как наши лучше иудейских и лучше настолько, насколько небо лучше земли, – и действительно, им обещаны земные блага, а наше наследство – небо, – то, по всей справедливости, наши священнодействия достойны лучшей и более величественной жертвы, Крови Сына Божия, очищающей нас более совершенно. Таким образом, смерть Христа произошла не только для утверждения завета, но и для совершения истинного очищения, очищения души. О благодеяниях же смерти он напоминает потому, что многим она казалась бесчестной, и особенно крестная смерть.

Иудеи очень превозносились своим храмом; ибо нигде на земле не было такого храма ни по красоте, ни по великолепию. Так как иудеи увлекались телесным, то Бог повелел соорудить его великолепнейшим образом. Поэтому к нему приходили даже с концов земли (Деян.2:5–10). Что же делает Павел? Как поступил он по отношению к жертвам и ниспроверг их, противопоставив им смерть Христа, так и здесь, противопоставив храму небо, показывает различие. Прочие архиереи входили «в рукотворенное святилище», которое было «по образу истинного устроенное», то есть было образом неба. Ибо оно было «истинное» святилище. Христос же вошел в самое небо, хотя все наполняет и везде присутствует; но Павел говорит это в отношении к человеческой сущности. Различие же показывает не только для этого, но и чтобы показать, что наш Первосвященник – ближе к Богу. Ибо ветхозаветные первосвященники видели Бога чрез символы, Христос же созерцает Самого Бога, явившись «пред лице Божие». И это сказано по снисхождению Его, по Его человеческой природе. Что значит: «за нас»? Вошел, говорит, с жертвой, могущей умилостивить Отца, а также примирить нас с ангелами: ибо и те враждебно относились к нам, как врагам Господа их. Посему ныне является «за нас»; «ныне» обозначает, что Он вошел, как Первосвященник; ибо вошел ради нашего примирения.

Но не для того вошел ныне в небо, чтобы и в другой раз войти, принося Себя.

Заметь превосходство Христа. Тот – «каждогодно», Христос – однажды.

И в этом превосходство. Тот – «с чужою кровью», тельцов и козлов, Христос же – со Своею собственной.

Так как, говорит, если бы Ему надлежало многократно приносить жертвы, то надлежало бы Ему многократно и умирать в силу того, что Он должен был приносить собственную Кровь.

Здесь открывает и некую тайну, почему явился «к концу веков», после множества грехов. Ибо если бы смерть Его произошла вначале, когда грех не был настолько распространен, тогда никто не уверовал бы, во второй же раз Ему не надлежало умирать; следовательно, все показалось бы бесполезным. Теперь же, после того, как с течением времени было множество беззаконий, то справедливо Бог явился в конце веков, чтобы «жертвою Своею», то есть телесной смертью Своею, уничтожить, то есть низвергнуть и обессилить, грех. Это же высказал он и в другом месте: «когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим.5:20). Каким же образом грех сделался бессильным? Тем, что совершавшие его были безнаказанно прощены. Ибо сила греха в том и состоит, чтобы навлечь наказание. Этот самый вопрос задал себе и Григорий Нисский в катехетическом поучении; и в слове на праздник Рождества Христова об этом самом говорит: почему в конце веков воплотился Сын? И отвечает: потому, что как лучшие врачи, когда лихорадочный жар еще внутри медленно жжет тело и в силу причин, производящих болезнь, усиливается, не подают никакой помощи из пищевых материалов больному, а выжидают времени, когда болезнь достигнет высшей степени своего развития, так и по отношению к нам. Врач душ ожидал, когда откроется совершенно вся болезнь нечестия, чтобы ничего из скрытого не оставить не исцеленным, так как врач врачует только явное. Пространнее узнаешь, что говорит этот божественный муж, если пожелаешь прочитать сами творения его.

Теперь высказывает и причину, почему Христос «однажды» умер: именно потому, говорит, что явился искуплением единой смерти. Ибо определено людям «однажды умереть». Поэтому и Он «однажды» умер за всех. Что же? Разве мы ныне не умираем? Умираем, но мы не подчинены смерти, как прежде, и не подчинены по причине надежды на воскресение, источником которой явился умерший за нас Христос, и такая смерть – не смерть, а успение. Посему, так как смерть всеми нами обладала, то Он и умер, чтобы освободить нас. Или теперь апостол желает показать не то, что Христос заплатил за нас смертью, которой мы должны были подвергнуться в наказание, но следующее: так как Христос, будучи Богом, вместе с тем поистине был человеком, то как люди «однажды» умирают, а потом суд, так и Он «однажды» умер. Слушай, что следует далее.

Хотя Он и Первосвященник, но Он же и приношение, и жертва.

Как на Литургии мы возносим грехи и говорим: волею и неволею мы согрешили, прости, то есть мы прежде вспоминаем о грехах, а потом просим прощения, – так и Сам Он сказал Отцу: «за них Я посвящаю Себя» (Ин.17:19). Или: вознес грехи, то есть снял их с людей и принес к Отцу, чтобы Он отпустил их. Почему же сказал «многих», а не всех? Потому, что не все уверовали. Смерть Его соответствовала погибели всех, и, насколько от Него зависит, Он умер за всех. Вознес же грехи не всех, потому что они сами не желали этого. Посему они сделали для себя смерть Сына Божия бесполезной, что и достойно ужаса. Так объясняет святой Иоанн Златоуст. Я нашел у него на следующее место в Евангелии: «и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф.20:28) заметку, объясняющую это выражение: ««многих» – вместо: «всех», ибо и «все – многие»».

Он умер, говорит, подъяв грехи наши и принесши их Отцу, чтобы изгладить их, ради чего Он и умер. Ибо Тому, Кто не знал греха, Отец вменил грех, так как Он, Христос, усвоил Себе наше естество. «Во второй раз явится», не нося на Себе уже более грехов и не имея нужды ради них во второй смерти, но как Судия «для ожидающих Его во спасение», то есть верующим в Него и ожидающим пришествия Его: очевидно, и живущим достойно спасения. Конечно, Он придет не только для спасения, но и для наказания неверующих и грешников, но апостол сказал только радостное.

«Имеяше убо первая скиния оправдания службы». Так назвал Апостол заповеди, поколику исполнение их почиталось служением Божиим. Так говорит и блаженный Давид: «оправданием Твоим научи мя» (Пс. 118, 124), и Сам Законодатель: «сия... суды и оправдания, елика глагола Господь сыном Израилевым» (Втор. 4, 45). Но Апостол прежде всего рассуждает о скинии.

«Святое же людское» (κοσμικόv). Так назвал скинию, представляющую образ всего мира. Ибо среднею завесою разделялась на две части, и одна часть называлась Святое, а другая – Святое Святых. И Святое уподоблялось житию на земли, а Святое Святых – пребыванию на небесах. Самая же завеса заменяла собою твердь. Ибо Божественное Писание научило нас, что два неба, из которых первое создал Бог с землею, а второе сотворил во второй день, сказав: «Да будет твердь посреде воды» (Быт. 1, 6), и потом присовокупило: «И нарече Бог твердь небо» (Быт. 1, 8). Так и блаженный Давид говорит: «Небо небесе Господеви» (Пс. 113, 24). Это небо для нас – кровля дома, а для невидимых сил заменяет нижний помост. Посему как оно отделяет дольнее от горнего, так завеса, распростертая посреди скинии, отделяла от Святого Святое Святых.

«Скиния бо сооружена бысть первая, в нейже светилник и трапеза и предложение хлебов, яже глаголется святая». Слово άγια (святая) должно читать с острым ударением на третьем от конца слоге, а это дает нам знать, что здесь подразумевается другое еще имя.

«По вторей же завесе скиния глаголемая святая святых», «злату имущи кадилницу и ковчег завета окован всюду златом, в немже стамна злата имущая манну, и жезл Ааронов прозябший, и скрижали завета» «превышше же его херувими славы, осеняющии олтарь [очистилище]: о нихже не леть ныне глаголати подробну».

«Очистилищем» и «херувимами» скиния показывала, что имеет образ небесного, а «светилником» и "трапезою» давала разуметь жизнь настоящую.

«Сим же тако устроеным, в первую убо скинию выну вхождаху» одни «священницы службы совершающе»:

«Во вторую же единою в лето един архиерей, не без крове, юже приносит за себе и о людских невежествиих». Ему повелено было "кропить» кровь «перстом на очистилище» (Лев. 16, 19).

«Сие являющу Духу Святому, яко не у явися святых путь, еще первей скинии имущей стояние». Святое Святых, говорит Апостол, для многих было недоступно, потому что имело еще силу служение подзаконное. Надлежит же знать, что поскольку по Божию повелению так сие делалось, то божественный Апостол сказал, что явил сие Дух Святой, показывая тем достоинство Духа.

«Яже притча во время настоящее утвердися, в неже дарове и жертвы приносятся, не могущыя по совести совершити служащаго», «точию в брашнах и питиях, и различных омовениих, и оправданиих плоти, даже до времене исправления належащая». Приточно, говорит Апостол, научаемся мы скиниею, что закон полезен в этой жизни и приспособлен к имеющим еще природу смертную. Посему-то «священницы в первую скинию вхождаху» и совершали узаконенное служение, а во Святое Святых они не входили; «един» же только »архиерей», входя, представлял образ Владыки Христа, Который первый восшел на небо и соделал оное доступным для нас. Но сими также словами Апостол ясно научил нас, что не весь закон отвергает, но узаконенное об яствах и питиях, о семеноточивом, о прокаженном, о жене на родильном ложе и кровоточивой; ибо они омывались и очищались кроплением. Ни одно из этих средств не имело силы сделать совесть чистою, но каждое дано было не без основания, а по какой-либо потребности, которую объяснять теперь не время. Впрочем, все это было временно, ожидало времени совершенства. Сие-то и сказал Апостол: «даже до времене исправления належащая». Так, показав немощь сего, приводит в сличение дарованное в Новом Завете.

«Христос же пришед архиерей грядущих благ, болшею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, сиреч, не сея твари», «ни кровию козлею ниже телчею, но Своею кровию, вниде единою во святая, вечное искупление обретый». Здесь «скиниею нерукотворенною» Апостол назвал человеческое естество, которое восприял на Себя Владыка Христос. Ибо не по закону брака рождается, но Всесвятой Дух уготовал скинию. А выражение: «не сея твари», употреблено вместо слов: не по закону естества, какое в твари. Принес же за нас Христос не кровь волов и козлов, но собственную Свою кровь, и сею кровию восшел в небо, не подобно первосвященникам «единою в лето, но единою вечное искупление обретый»; потому что, сделавшись искупительною за нас ценою, всех нас освободил от владычества смерти. Потом Апостол истину сказанного доказывает примером.

«Аще бо кровь козляя и телчая и пепел юнчий кропящий оскверненыя освящает к плотстей чистоте»:

«кольми паче кровь Христова, иже Духом» вечным (святым) «Себе принесе непорочна Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, во еже служити нам Богу живу?» Если кропление кровию бессловесных животных и пеплом, смешанным с водою, очищает скверну, бывшую, по-видимому, в теле, тем паче кровь Христова освободит наши совести от лукавых дел. Ибо смрадное и лукавое назвал Апостол «мертвыми делами». И сие сказал по человеческому естеству. Ибо тело Христово Дух Божий соделал непорочным; Христос имел все дарования Духа Божия, «и от исполнения Его», по словам божественного Иоанна, «мы вси прияхом» (Ин. 1, 16). Надлежит также заметить, что Апостол Духа Божия нарек вечным. А что вечно, то не сотворено, потому что вечное не имело временного начала бытию.

«И сего ради новому завету Ходатай есть, да смерти бывшей, во искупление преступлений бывших в переем завете, обетование вечнаго наследия приимут званнии». Для того приял за всех смерть, чтобы за преступление под клятвою закона бывших сподобить спасения и соделать причастниками вечных благ.

«Идеже бо завет, смерти нужно есть вноситися завещающаго», «завет бо в мертвых известен есть: понеже ничесоже может, егда жив есть завещаваяй». Сказал сие Апостол, поражаемых Владычнею смертию утешая тем, что при установлении Нового Завета необходима была смерть, потому что по кончине завещающих получают силу завещания. А это доказывает он из Ветхого Завета.

«Темже ни первый без крове утвержден бысть».

«Реченней же бывшей всяцей заповеди по закону от Моисеа всем людем, приемь кровь козлюю и телчую, с водою и волною червленою и иссопом», «самыя же тыя книги и вся люди покропи», «глаголя: сия кровь завета, егоже завеща к вам Бог». «И скинию же и вся сосуды служебные. кровию такожде покропи». «И едва не вся кровию очищаются по закону и без кровопролития не бывает оставление». Несомненно доказал Апостол, что ветхозаветное есть образ новозаветного. Посему, если и в прообразе законодатель, взяв крови и смешав ее с водою, окропил и самый завет, и народ, и скинию; и оскверненные, быв окроплены, получали чистоту, что удивительного, если находим сие совершающимся в прообразованной действительности? По необходимости же представил Апостол Моисеево свидетельство, в котором ясно сие выражено: «сия кровь завета, егоже завеща к вам Бог» (Исх. 24, 8). Поскольку естество Божие бессмертно, то кровию жертв изобразило смерть и утвердило завет. Поскольку же Бог Слово вочеловечился, имел смертное тело, то Ему не было уже нужды в бессловесных жертвах, но Своею кровию утвердил Он Новый Завет. Ибо к тени применяется образ, а истина к телу. Образом же служили: крещения – вода, спасительной крови – кровь бессловесных, новой ризы – червленая волна, бесстрастного Божества – кедровое древо, благодати Духа Божия – теплота иссопа и страданий человечества – пепел юницы.

«Нужда убо бяше образом небесных сими очищатися», то есть бессловесными; «самем же небесным лучшими жертвами, паче сих», то есть жертвою разумною, непорочною и святою. "Небесным» же назвал Апостол духовное, Чем очищается Церковь.

«Не в рукотворенная бо святая вниде Христос, противообразная истинных, но в самое небо, ныне да явится лицу Божию о нас». Апостол доказал разность и самим местом. Ибо священники входили в рукотворенную скинию или в рукозданный храм, а Он вошел в небо. Сказано: «ныне да явится», то есть как человек; потому что ныне естество человеческое в первый раз взошло на небо.

«Ниже да многажды приносит себе, якоже первосвященник входит во святая (святых) по вся лета с кровию чуждею»: «понеже подобаше бы Ему множицею страдати от сложения мира». Священники подзаконные каждый год входили во Святая Святых, а Христос сделал сие «единою в кончину веков». И те входили «с кровию чуждею», а Он с Своею кровию.

«Ныне же единою в кончину веков, во отметание греха, жертвою Своею явися»; потому что совершенно сокрушил силу греха, обетовав нам бессмертие, так как грех не может возмущать бессмертных тел.

«И якоже определено есть человеком единою умрети, потом же суд», «тако и Христос единою принеся Себе, во еже вознести многих грехи, второе без греха явится, ждущым Его во спасение». Как определено каждому из людей однажды умереть, а достигший смертного предела уже не грешит, но ожидает следствия всего сделанного им в жизни, так Владыка Христос, однажды принесши Себя за нас и восприяв на Себя наши грехи, снова явится нам, когда не будет уже владычествовать грех, то есть когда грех не будет уже иметь места в людях; потому что Сам Христос, имея еще смертное тело, «греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его» (1Пет. 2, 22). Должно же приметить, что Апостол сказал: «вознести грехи многих», а не всех; ибо не все уверовали. Посему Христос разрешил грехи только уверовавших.