Глава VII

И в этих словах блаженный Евангелист представляет нам Сына Богом по природе и по сущности наследником благ Родившего. Научив прежде, что Он, как жизнь по природе, был во всем, происшедшем чрез Него, содержа это, и животворя, и несказанною силою даруя переход из небытия в бытие, и сохраняя происшедшее, – обращается теперь к другому построению мыслей, повсюду заботясь, сколько надо, руководить нас к восприятию истины. Итак, Слово пребывало в тварях, как жизнь, поскольку же человек между ними на земле есть такое живое существо, которое разумно-словесно, обладает умом и познанием и причастно премудрости Божественной, то Духоносец почитает необходимым ясно показать нам Слово, как Подателя и мудрости в людях, дабы Бог и Отец разумелся чрез Сына как Сущий все во всем (1Кор.15:28), как жизнь в нуждающихся в жизни, как свет опять и жизнь в нуждающихся в жизни и свете. И посему говорит: «и жизнь была свет человеков», то есть все оживотворяющий Бог Слово, жизнь во всех существах, освещает и разумно-словесное живое существо и щедро дарует разумение способным к разумению, дабы сохранялось и имело силу то, что сказано твари: «ибо что имеешь, чего не получил» (1Кор.4:7)? Ведь сама по себе тварная и созданная природа ничем не обладает, но если бы и оказывалась имеющею что, то это, конечно, есть от Бога, дарующего и бытие, и то, «как» каждой твари надлежит быть. Хорошо опять при слове жизнь употребляет глагол «бе – ἦν», чтобы везде обозначать вечное бытие Слова и пресекать болтовню безумцев, представляющую нам Сына из небытия (приведенным к бытию), что оказывается противоречащим всему Божественному Писанию.

Но о вечности Слова с Отцом мы уже достаточное сделали рассуждение как в предлежащей книге, так и в сочинении под названием «Сокровищница», – и теперь, думаем, должно иметь о сем молчание. Напротив, о том, что дает нам смысл предложенного изречения, со всей тщательностью исследуя это, насколько возможно лучше, постараемся извлечь пользу и для себя самих, и для последующих читателей, при помощи опять Бога, отверзающего нам и дверь и уста для рассуждений.

Итак, что же опять скажет нам христоборец, узнав, что «жизнь была свет человеков», то есть всегда живущий Бог Слово? Какими рассуждениями отразит нас, когда мы выступим с нижеследующими доказательствами? Если Сын есть не Бог по природе и не плод сущности Родившего, если не Свет истинный воссиял нам из Света истинного, но и Он стоит вне (Божественной сущности), по невежественному учению вашему, то, следовательно, Он единоприроден тварям и никак не избежит того, чтобы быть тварным. Каким же образом, о исполненные всякого безумия, Он освещает, а они (твари) освещаются Им? Разве не одно есть освещающее, а другое освещаемое? Но очевидно и для всякого ясно: если признаем тожественным как по отношению к качеству сущности, так и к образу бытия, то что же большего будет в Могущем освещать; и наоборот: что меньшее будет в нуждающемся во свете? То и другое будет относиться и к обоим вместе, и к каждому в отдельности: и то, что нуждается в свете, будет светом, а свет не будет различествовать от освещаемого. Но большое в этом оказывается смешение понятий, и здравый смысл вынуждает нас разделять каждое из двух наименованных понятий и тому, что подает, усвоять здесь свою особую природу, отличную от того, чему подается. Следовательно, не единоприроден тварям Сын, но должен иметь сущность Отца, будучи Светом истинным из Света истинного.

Не трудно, конечно, применить сюда предшествующее рассуждение наше, в коем мы доказывали, что Сын есть жизнь по природе и что Он отличен от того, в чем пребывает, – и таким образом раскрыть в этой главе надлежащее разумение предмета. Но чтобы не оставить этого труда другим и не показаться одержимым леностью, я сам опять попытаюсь применить сюда образ предшествующих умозаключений. Как там, будучи жизнью по природе, Он является другим, отличным от того, в чем Он «был – ἦν», так и здесь, называемый «светом человеков» и действительно будучи им, Он окажется другим, отличным от того, что нуждается в свете и причастно ему. Из далее следующего мы узнаем это точнейшим образом.

И посредством этих слов премудрый Евангелист спешит изъяснить нам созерцание, заключающееся в предшествующих словах. Для неложного разумения относительно Бога Слова, что Оно есть действительно свет человеков, он почитал недостаточным для слушателей одних только этих слов: «и жизнь была свет человеков», ибо следовало (предвидеть), что появятся некие такие, кои без надлежащего исследования усвоят эти слова и будут пытаться распространять и учить других тому, что хотя Слово Божие и есть действительно свет, но не всем Оно податель света, а только тем посылает свет разумения, кому Само желает, испытывая заслуживающего и достойного принять столь высокий дар. Природа же других разумных тварей или как бы из собственных семян собирает себе силу разумения, или же Бог и Отец влагает в нее ум и смысл, как бы Сын не был в силах делать это. Дабы таким образом Само Бог Слово ясно являлось Таким, Которое было в Боге и Отце и жизнью и светом не некоторой только части тварей, а других нет, но, по некоему несказанному способу причастия, как премудрость и разум – что в разумных существах называется светом, – сообщая Себя всем вообще существам, дабы разумные существа обладали разумом и способные к мышлению имели мышление, быв не в состоянии быть таковыми каким-либо иным способом; он и почитает необходимым сказать, что и «свет во тьме светит, и тьма его не объяла.» С великой точностью восклицает слушателям как бы нечто таковое: я сказал, любезнейшие, охотно научая вас истине, что жизнь была свет человеков, не для того, чтобы кто-либо из этих преимущественно слов заключал, что освещение от Него получают отинуду в качестве награды именно те только, кои окажутся праведными и добрыми, но для того, чтобы вы научались опять, что каким образом Слово есть жизнь во всех тварях, очевидно, поскольку оживотворяет способное к жизни, таким же образом есть Оно и свет в них, поскольку способное к разумению и размышлению Он являет тем, что оно есть. Ведь Бог и Отец есть все во всем чрез Сына в Духе (1Кор.15:28).

Тьмою же называет природу, нуждающуюся в освещении, то есть вообще тварную. После же того как назвал Его светом, указывая этим на то, что разумная тварь отлична от Него, как нуждающаяся в Нем и причастная Ему, – обращает смысл обозначаемого к противоположному, по нашему разумению, не без цели, но, без сомнения, имел в своем уме ту мысль, что природа тварей, сама из себя совсем ничего не источающая, но решительно все, как бытие, так и благобытие, получающая от Творца, справедливо слышит: «что имеешь, чего не получил» (1Кор.4:7)? А как, кроме всего другого, и самый свет она имеет богоданным, очевидно, получает, как не имеющая его, а свет не бывает сам из себя, то каким же образом она не будет противоположностью (свету)? Или разве не должна называться «тьмою»? Убедительным, даже более – вполне необходимейшим доказательством того, что тварь есть тьма, а Божие Слово, напротив, – свет, служит это «светит во тьме свет.» Ведь если природа тварей приемлет Божие Слово по причастию, как свет или как из света, то, очевидно, сама-то она получает, как тьма. Светит же в ней, как свет во тьме, Сын, хотя тьма и совсем не знает света. Это именно, думаю, и означает: «тьма его не объяла.» Слово Божие сияет всем способным к осиянию и освещает вообще все, что имеет природу, способную к освещению; но Оно не знается тьмою, ибо существующая на земле разумная природа, то есть человек, служила некогда «твари вместо Творца» (Рим.1:25). Итак, (человек) «не восприял свет», то есть не познал Творца, источник премудрости, начало разума и корень мышления. Однако же, по человеколюбию (Бога), твари имеют свет и вместе со своим переходом в бытие приносят с собою и как бы вверженную в них силу разума.

Опять и здесь должно заметить, что никакое основание не дозволяет считать Сына Божия тварным или созданным, но (в этом отношении) Он всецело отдаляется от нас и превосходит природу тварей, будучи совершенно другим, чем то, что суть оне, и далеко отстоя (от них) по качеству сущности, как, без сомнения, и свет есть не одно и то же со тьмою, но даже противоположен (ей) и отделен (от нее) несоединимым различием совершенно другой природы. Но уже достаточное о сем дав рассуждение в предыдущих исследованиях наших, присоединим прочее из следующего потом.

В предшествующих словах тщательно изложив учение о Боге Слове и точно раскрыв то, посредством чего Оно является по природе Сыном Бога и Отца, теперь старается дать удостоверение своим словам от свидетелей. Так как по сказанному от Бога чрез Моисея: «при устех двою и триех свидетелей станет всяк глагол» (Втор.19:15; ср. Мф.18:16), то благоразумно привлекает к себе блаженного Крестителя и приводит действительно достоверного свидетеля. Не почитал он должным, хотя бы и был весьма почтенным лицом, требовать веры сверх закона от читателей писания его о Спасителе нашем и верить ему только одному в повествовании о предметах, превышающих наш ум и понимание. Итак, сам блаженный Евангелист свидетельствует, что «было Слово в начале, и Бог было Слово, и было в начале к Богу» и что «все чрез Него произошло» и Оно было в тварях как жизнь, и что «свет человеков была жизнь», дабы посредством всего этого показать, что Сын есть Бог по природе. Свидетельствует согласно с ним и божественный Креститель, вопия: «уготовайте путь Господень, правы творите стези Бога нашего» (Мф.3:3; Мк.1:3; Ин.1и Ис.40:3). Всякий ведь скажет, что Бог истинный есть Тот, у Кого по природе присутствует достоинство «господства», и ни у кого другого оно не может присутствовать в собственном и истинном смысле, как скоро «один нам Бог и Отец и один Господь Иисус Христос», по слову Павла, «и если богами по благодати и господами называются многие как на небе, так и на земле, но один с Отцом Бог истинный – Сын» (1Кор.8:6, 5). Итак, вот достопочтеннейшая двоица святых свидетелей, и вера сказанному (ими) отнюдь не должна быть заподозреваема, так как восполняется как свидетельством от закона, так и подтверждается известностью лиц (свидетелей). Ведь говорить что-либо о себе самом и касаться собственных достоинств блаженному Евангелисту было поистине тяжело, да, впрочем, и не благоусмотрительно, ибо, конечно, мог бы справедливо услышать: «ты о себе сам свидетельствуеши и свидетельство твое несть истинно» (Ин.8:13). Посему-то предоставляет знающим его судить относительно его, а сам обращается к одноименнику, делая это весьма прекрасно, и говорит, что «послан» он «от Бога.» Действительно, подобало показать, что святой Креститель не самовольно и не по самозванному рвению приступает к свидетельству о Спасителе нашем, но повинуется вышним постановлениям и служит Божественной воле Отца. Посему говорит: «бысть человек послан от Бога, имя ему Иоанн.»

Должно обратить внимание на то, сколь верное, точное и соответствующее природе каждого из обозначаемых предметов употребил он выражение. Так, о Боге Слове везде последовательно употребляет «бе – ἦν», означающее вечность Его и старейшинство пред всяким началом временным, не дозволяя считать Его сотворенным; ибо всегда сущее разве может быть мыслимо и происшедшим? А о блаженном Крестителе подобающим образом говорит: « «бысть – ἐγένετο» человек послан от Бога» – как о человеке, имеющем тварную природу. И вполне верно и точно, как кажется мне, Евангелист говорит здесь не просто «явился», но чрез присоединение слова «человек» опровергает безрассудное предположение некоторых. Уже среди многих разнеслась (тогда) молва, болтавшая, что святой Креститель был в действительности не человек по природе, но один из сущих на небесах святых Ангелов, воспользовавшийся человеческим телом и посланный на проповедь от Бога. В качестве предлога для такого мнения их о нем изобретается ими также сказанное Богом: «се Аз послю Ангела Моего пред лицем Твоим, иже уготовит путь Твой пред Тобою» (Мал.3:1; Мф.11:10; Мк.1:2; Лк.7:27). Но отметаются от истины думающие так, не разумея, что имя «Ангел» обозначает скорее служение, чем сущность, как, без сомнения, и в повествовании о блаженном Иове один за другим прибегают «Ангелы» (вестники), сообщая о разнообразных несчастьях и являясь служителями тех ужаснейших бед (Иов.1и след.). Подобное же касательно святых Ангелов определяет нам и сам премудрейший Павел, говоря в Послании так: «не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми, за хотящих наследовати спасение?» (Евр.1:14). Итак, Ангелом назван чрез глас Владыки блаженный Креститель Иоанн не потому, что он есть Ангел по природе, но потому, что послан «возвещать» (εἰς τὸ ἀγγέλλειν) и вопиять: «путь Господень уготовайте» (Ис.40:3; Мф.3:3; Ин.1и парал.) Весьма благополезно утверждал и то, что от Бога послан сей вестник (Ангел), являя наидостовернейшим его свидетельство. И в самом деле, посланный от Бога на проповедь, конечно, не объявил бы в своем учении чего-либо другого, что не согласовалось бы с волею Возложившего на него это посольство. Итак, истинен свидетель богонаученный, что, думаю, и означает выражение: «послан от Бога.» Так и премудрейший Павел, говоря нам, что он «послан чрез Иисуса Христа» (Гал.1:1), утверждал, что значение таинства он узнал не от кого другого, но «чрез откровение» Пославшего (Гал.1:12), в выражении «послан чрез Иисуса Христа» вместе с тем и нераздельно указуя и на откровение. Итак, с посланничеством от Бога необходимо должно соединяться и богонаучение. А что служителям истины всего более свойственно быть чуждыми лжи, это несомнительно.

Было же и «имя» у человека того, говорит «Иоанн.» Посланного надлежало указать и обозначением имени, сообщающего, как думаю, великую достоверность слову. Ведь Ангел «Гавриил» это (был) «предстояй пред Богом», как сам он говорит (Лк.1:11, 19), – когда он благовествовал Захарии о рождении у него сына от Елисаветы, то кроме того, что сказал об этом, присоединил еще и то, что Иоанн будет имя его (Лк.1:13, 63). Очевидно, конечно, и всеми признается, что он так назван был от Ангела по Божественному изволению и повелению. Но увенчанный такою честью от Бога разве не должен уже быть признан выше всякой похвалы, а вместе с тем и достопочтеннейшим? Посему-то Евангелист и считает благополезным и необходимым сделать упоминание об имени (Крестителя).

А так как к свидетельству о том, что святой Креститель послан был от Бога, Евангелист присоединил: «да вси уверуют чрез него», – то мы должны опять дать ответ на вопрос, который могут выставить против нас наши противники, именно: почему же не все поверили посланному от Бога? Неужели оказался бессильным убедить некоторых тот, кто предназначен был к этому чрез вышнее определение? Не нерадению Иоанна, ответим вам, любезнейшие, нам подобает приписывать вину за это, но обвинять упрямство неверовавших. Ведь что касается намерения проповедника и цели посланничества свыше, то никто не должен бы оказаться непричастным научению, ни остаться неверующим. Но поскольку различно настроение в слушателях и каждый имеет власть собственного выбора, то некоторые и удалились от полезного, не приняв веры. Посему должно сказать им согласно написанному у пророка: «слышай да слышит, и непокаряяйся да не покаряется» (Иез.3:27).

Это «сей» заключает в себе выразительное указание на доблесть и славу лица; ибо «он от Бога», говорит, «послан», – он, справедливо поразивший всю Иудею святостью жизни и чрезвычайным подвижничеством, предвозвещенный гласом святых пророков и у Исаии названный «гласом вопиющаго в пустыне» (Ис.40:3), а у блаженного Давида: «светильником Христу предуготованным» (Пс.131:17). «Сей прииде во свидетельство, да свидетельствует о Свете.» И здесь Светом называет Бога Слово и показывает, что один есть Свет и что этот самый Свет собственно только и существует, вместе с Коим нет ничего другого, что имело бы силу освещать и не нуждалось бы в свете. Итак, иноплеменно и, так сказать, иноприродно по отношению к твари Божие Слово, как скоро действительно и истинно Оно есть Свет в собственном смысле, тварь же причастна Свету. А кто не стоит уже в ряду тварей и потому мыслится иноприродным, каким образом Он мог бы быть тварным, а не наоборот – каким, наконец, образом Он мог бы не быть в пределах Божества и не иметь природы Родителя?

Предпочетши жизни в городах пребывание в пустыне, явив изумительную крепость в подвижничестве и дойдя до самой вершины праведности в людях, Креститель вполне справедливо возбуждал удивление к себе и некоторыми считался даже за Самого Христа. Так, вожди иудейских сонмищ, пришедши к такой догадке благодаря присущим ему преимуществам по добродетели, посылают некоторых к нему, повелев спросить его, не Христос ли он (Ин.1:19–25). Итак, не ведая о том, что у многих пустословилось о нем, блаженный Евангелист почитает необходимым присоединить: «не бе той свет», дабы и заблуждение искоренить относительно сего, и придать опять некую достоверность посланному от Бога на свидетельство. В самом деле, разве не весьма превознесен, разве не досточуден во всех отношениях тот, кто отличался праведностью, так что изображал Самого Христа и по причине изрядной красоты благоговения почитался наконец даже за самый свет? Итак, «не был», говорит, «он свет», но во свидетельство «о Свете» послан. Говоря же «Свет» – τὸ φῶς, с приложением члена, ясно этим указывает на Единый Истинный Свет. А что светом справедливо может быть называем и блаженный Креститель или даже каждый из святых, этого мы не будем отрицать, по причине сказанного о них Спасителем нашим: «вы есте свет мира» (Мф.5:14). Сказано также и о святом Крестителе: «уготовах светильник Христу Моему" (Пс.131:17), и: «он бе светильник горя и светя: вы же восхотесте в час возрадоватися во свет его» (Ин.5:35). Но хотя святые суть свет и Креститель есть светильник, мы не должны, однако же, опускать из внимания благодать и подаяние им от Света. Ведь свет – не свой собственный в светильнике и освещение также – не свое во святых, но осиянием истины оказываются блистающими и светящимися и «светила» суть «в мире, слово жизни содержаще» (Флп.2:15–16). Но какая же жизнь, «коей слово содержа», они назывались светом («светилами»), кроме Самого Единородного, говорящего: «Аз есмь жизнь» (Ин.14:6)? Итак, один в действительности есть истинный Свет, освещающий, не освещаемый, – а если, вследствие причастия к этому одному (Свету), и что-либо другое называется светом, то должно быть мыслимо (таковым только) по подражанию Тому (Единородному).