Память преподобного Льва Оптинского. Собор преподобных старцев Оптинских: Моисея, Антония, Леонида (Льва), Макария, Илариона, Амвросия, Анатолия I, Исаака I, Иосифа, Варсонофия, Анатолия Младшего, Нектария, Никона Исповедника и священномученика архимандри

Монастырь Оптина пустынь расположен в Калужской губернии, неподалеку от гор. Козельска, на правом берегу Жиздры и на краю обширных лесов. На протяжении всего XIX в. и вплоть до большевистского гонения обитель являлась центром духовного обновления, которое питалось исихастской традицией, принесенной в Россию учениками прп. Паисия (Величковского) [15 н.].

Известный с XVI в., этот монастырь пришел в полное запустение после мер, принятых Екатериной II против монашества в 1764 г. Примерно в конце XVIII в. митрополит Московский Платон, проезжая через Оптину, был поражен красотой этого места и поручил главе Пешношского монастыря, Аврааму, восстановить обитель и возобновить в нем общежитие и духовную традицию, поощрявшиеся прп. Паисием.

Около тридцати лет спустя епископ Калужский и будущий митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров), который также был увлечен идеалом прп. Паисия, велел построить зависимый от монастыря скит Святого Иоанна Предтечи, специально для монахов, желавших всецело посвятить себя молитве. Чтобы организовать его, он позвал братьев Моисея и Антония Путиловых, проживших десять лет в Рославльских лесах, в Смоленской губернии, под руководством Досифея и Афанасия – духовных отцов из окружения прп. Паисия. Именно там, в тишине и непрестанной молитве, Моисей научился обуздывать вспышки своего горячего и гневливого нрава. По настоянию епископа он принял священный сан и, отказавшись от желания посвятить себя созерцанию, занялся строительством, необходимым для монастыря и скита. За деньгами на строительство он отправился в Москву, где и узнал о своем назначении игуменом.

Прп. Моисей возглавлял обитель тридцать семь лет, отдавая все силы обустройству общины. «Богатый в бедности», как любил говорить святой, он всегда предпринимал великие дела, не располагая необходимыми средствами, уповая исключительно на помощь Божию. В управлении монастырем он опирался на евангельскую заповедь не тревожиться о завтрашнем дне (ср.: Мф 6,34) и взял за правило никогда не накапливать деньги, поэтому сразу раздавал их нищим. В голодные времена прп. Моисей устраивал большие работы только для того, чтобы прийти на помощь нуждающемуся народу, даже если в самом монастыре не хватало хлеба. Он не прельщался денежными состояниями, которые желающие поступить в монастырь предлагали в дар, и предпочитал принимать в свою общину бедняков или немощных.

Обладая выдающимися добродетелями и качествами духовного наставника, архимандрит Моисей, однако, ограничивался поддержанием внешнего порядка среди братии, уступая место старцам во всем, что касалось духовной жизни. Именно благодаря ему отцы Леонид и Макарий поселились в скиту и смогли поставить на службу инокам и людям Божиим свои дары духовного рассуждения и прозорливости. Таким образом они заложили основы старчества, которому предстояло принести славу Оптиной пустыни и зачинателем которого может считаться прп. Моисей.

Это пророческое осуществление духовного руководства, вскоре привлекшее множество людей, вначале вызвало ожесточенное противодействие со стороны некоторых недоверчивых священников и завистливых монахов, доносивших церковным властям на игумена как на опасного новатора. Прп. Моисей терпел преследования со все возрастающим смирением, принимая на себя одного всю ответственность, чтобы старцы могли пребывать в покое. К концу жизни он мог сказать: «Я знаю теперь, что я – последний из всех».

В восемьдесят лет, болея водянкой, приковавшей его к постели, он по-прежнему руководил жизнью общины во всех деталях. Он мирно почил 16 июня 1862 г., приняв на смертном одре великую схиму, о которой мечтал с юности и от которой принужден был отказаться ради служения братии.

После назначения отца Моисея игуменом обители его брат Антоний был поставлен во главе скита (1825). С детства желая вести монашескую жизнь, он присоединился к Моисею в Рославльских лесах, пережив до этого множество злоключений во время взятия Москвы армией Наполеона. Воспитанный в безмолвии, с полным отречением от собственного произволения и со смирением, предоставляющим Богу действовать в сердце монаха, он всю жизнь рассматривал себя как ученика Моисея, который зачастую проявлял суровость по отношению к нему, дабы испытать брата. Он всегда хранил почтительное молчание в присутствии Моисея и исповедовал ему даже малейшие свои помыслы. Он выказывал великое рвение к богослужению и, когда возвращался в келью, посвящал свободное время чтению или молитве.

Собственноручно расчистив участок и построив первые кельи, он в течение четырнадцати лет следил за духовным и материальным устройством скита, беря на себя труды, которые не могли выполнить другие монахи. Община была устроена как истинное преддверие Небес: здесь можно было восхититься строгостью, смирением и простотой монахов так же, как и их благочестием, носящим отпечаток глубокого покаяния во время долгих литургических служб. Так что скит под его руководством стал центром притяжения для духовных людей.

Св. Антоний страдал от многих недугов, и в особенности от гнойных язв на ногах, которые на протяжении тридцати лет заставляли его страдать до такой степени, что ему казалось, будто их отрезают пилой. При этом прп. Антоний всегда имел радостное выражение лица и воспринимал испытания как лекарство, посланное Богом для спасения его души. Он запасался терпением и использовал периоды, в которые не мог выходить из кельи, для того, чтобы еще больше посвятить себя молитве и чтению. Как только к нему возвращались силы, он вновь принимался за дело.

В 1839 г. епископ Калужский Николай, враждебно относившийся к влиянию старцев, назначил Антония игуменом Свято-Никольского монастыря в Малоярославце, где было принято получать начальствующих лиц из Оптиной. Это назначение стало для него настоящим мученичеством, поскольку кроме управления монастырем, расположенным рядом с городом, ему надлежало руководить общиной из двенадцати монахов, которым не хватало единства и усердия. Он неоднократно настойчиво просил освободить его от этого поручения, но епископ отвечал твердым отказом.

Так как Антонию приходилось иногда ездить в Москву по монастырским делам, он привлек там внимание св. митрополита Филарета [19 н.]. Тот, поняв духовные страдания Антония, ходатайствовал в его пользу перед епископом Калужским. Ему позволили уйти лишь после назначения нового епископа, и отец Антоний, назначив себе преемника, с радостью возвратился в Оптину и вновь занял место ученика рядом с братом.

Остаток жизни он провел в маленькой келье скита, окруженный горой книг и не вмешиваясь в административные дела. Преподобный проявлял такое же усердие в молитве, как и в молодости, и любил говорить: «Начните молиться Господу Богу, и ваше сердце быстро будет согрето сладостью Его имени, ибо наш Бог есть огонь, сжигающий нечистые помыслы и побуждающий сердце исполнить все Его заповеди». Когда святой служил Божественную литургию, он был исполнен благодати, особенно в момент Великого входа. Во всех отношениях содействовав служению старцев, он сам держался в стороне от духовного руководства, однако тепло и приветливо принимал всех приходивших к нему с просьбами. Когда посетители задавали ему вопросы философского или богословского толка, он отсылал их к отцу Моисею или старцу Макарию или же просто отвечал: «Очисти сердце – и ты узнаешь все». Глубоко удрученный смертью брата и духовного отца, он почти целый год прожил в затворе, оставаясь в тайном духовном общении с усопшим.

Поскольку его недуги усилились и он стал неспособен ходить в церковь, прп. Антоний принял в своей келье великую схиму и с тех пор полностью посвятил себя молитве. Он повесил на стене дощечку, на которой большими буквами было написано: «Не теряй времени!». Считая, что находится лишь на начальной ступени, он трудился и трудился, чтобы подготовить себя к встрече с Богом. Преподобный тщательно позаботился обо всех деталях своего погребения. Позвав к своему изголовью епископа Исаака, чтобы получить благословение в последний путь, он предал душу Богу 7 августа 1865 г. Прп. Антоний был погребен рядом с братом, прп. Моисеем.

Трудами отцов Моисея и Антония сложились благоприятные условия для развития старчества. Основоположником этого духовного течения в Оптиной пустыни явился прп. Леонид (Наголкин). Он был родом из скромной семьи гор. Карачарова Орловской губернии. Будущий инок провел юность, работая торговым приказчиком, и так научился очень хорошо разбираться в людях. В 1797 г. двадцатидевятилетний Леонид стал послушником в Оптиной пустыни. Пробыв там только два года, он принял схиму в Белобережском монастыре, чуть позже был посвящен в пресвитера. Прп. Леониду посчастливилось встретиться с учеником прп. Паисия (Величковского) – старцем Феодором. Проведя много лет в Молдавии рядом со старцем Паисием, он возвратился в Россию, чтобы распространять традиции исихазма. В 1804 г. Леонид стал настоятелем Белобережской пустыни и призвал к себе Феодора. Но спустя четыре года он сложил с себя эти обязанности и, приняв великую схиму с именем Лев, ушел жить в лес, чтобы посвятить себя молитве. С ним разделили уединение старец Феодор и отшельник из Нямецкого монастыря по имени Клеопа. Духовная слава Феодора вскоре привлекла множество верующих, которые стали приходить за наставлениями, поэтому три пустынника решили покинуть эти края.

Лев и Клеопа поселились в скиту в далеком монастыре на Валааме. Феодор присоединился к ним через три года, потому что претерпевал заключение в Палеостровском монастыре из-за клеветнических обвинений. Но и здесь сияние их святости не укрылось от людей, и многочисленные монахи постоянно приходили за советом. Слава старцев вызвала противодействие со стороны игумена Валаамского монастыря: он подал жалобу на «новаторов» митрополиту Санкт-Петербургскому.

Когда отшельников оправдали, они все же решили покинуть Валаам и отправились в монастырь Святого Александра Свирского [30 авг.]. В этой обители старец Феодор пятью годами позже обрел вечный покой (1822). Прп. Лев переживал утрату духовного отца как тяжелое испытание, но искал прибежища у Бога. И Господь наделил своего слугу дарами непрестанной молитвы и различения помыслов. Святой хотел удалиться в Оптинский скит, но братия не позволила старцу их покинуть.

Лишь в 1829 г. прп. Лев оставил Свирский монастырь и поселился в Оптиной вместе с шестью учениками. С самого появления старца в обители совершенство его аскетической жизни, мудрость, дар проникновения в тайны душ, доброта и сострадание к грешникам и несчастным привлекали к нему всеобщую любовь и уважение.

Св. Лев был высокого роста и необычайной силы. Несмотря на преклонный возраст и болезненную полноту, он был очень подвижен. У него были длинные серо-желтые волосы, напоминавшие львиную гриву, бодрый и проницательный взгляд. Его речь была живой и непринужденной, всегда с легким юмором. Весь его облик дышал невозмутимой силой и величественным покоем, поэтому у тех, кто находился рядом с ним, возникало чувство мира и доверия, их сердца открывались Богу, а скорби и дурные помыслы рассеивались.

Народ толпился в его келье, ставшей духовным центром монастыря. Каждый мог задать вопрос, в то время как одетый в белое старец, сидя на кровати, продолжал плести пояски – занимался привычным рукоделием. Одним он открывал их сокровенные помыслы, чтобы помочь изменить жизнь, других исцелял, читая молитву или помазывая святым миром. Он наставлял, поучал, делаясь всем для всех (ср.: 1Кор 9,22).

При этом прп. Лев никогда не относился рассеянно к своей внутренней сосредоточенности и молитве. Тем не менее некоторые монахи были введены в искушение тем, что исихаст ведет себя таким образом и держится свободно с людьми всех типов. Другие упрекали его в новшествах при совершении Таинства исповеди. Последним отец Лев отвечал, что практика раскрытия помыслов и духовного общения со старцем, восходящая к истокам монашества, не стремится заменить Таинство исповеди, но дополняет его. Зачастую недостаточно выслушать механическое признание в грехах и прочесть разрешительную молитву, нужно также исправить сознание кающегося, возвратить ему его свободу и восстановить в человеке, сохраняя его неповторимую индивидуальность, способность идти к Богу. Таково дело старца, которое он совершает по благодати Божией.

Но деятельность святого продолжала вызывать подозрения и зависть. В 1836 г. епископу Калужскому поступил донос, переданный тайной полицией. Игумена Моисея и старца Льва обвиняли в желании погубить монастырь ради выгоды скита. Епископ, уже выказывавший отрицательное отношение, вызвал настоятеля св. Моисея, чтобы сделать суровые внушения, и приказал св. Льву отправиться в монастырь, запретил носить великую схиму и принимать посетителей. Старец подчинился двум первым предписаниям, но не мог оттолкнуть множество верующих, теснившихся в дверях новой кельи. Когда испуганный настоятель предупредил, что епископ собирается его выслать за неповиновение, преподобный произнес: «Что эти действия могут изменить? Можно отправить меня в Сибирь, можно сжечь меня живым, я не уступлю, я останусь таким же. Я никого не зову приходить ко мне, но я не могу отсылать тех, кто приходит». Не в силах ничего возразить, прп. Моисей удалился, храня молчание.

Преследование отца Льва распространилось и на его учеников. Он имел обыкновение посылать духовных дочерей, желавших посвятить себя Богу, к добродетельной монахине по имени Анфия из Белевского монастыря. Духовник этой обители, рассерженный известностью Анфии, которая не находилась среди его чад, обвинил старца в распространении новой ереси, позволяющей монахине принимать исповедь и давать отпущение грехов от своего имени. Дело дошло до обвинений во франкмасонстве из-за того, что Лев посоветовал монахиням читать авву Дорофея!

Эта история стала известна епископу Тульскому Дамаскину, которому подчинялся монастырь, и он велел преследовать Анфию. Старца же перевели в уединенную келью, вновь запретив принимать посетителей. Эта мера показала себя совершенно неэффективной и не смогла помешать верующим припадать к ногам святого, чтобы лобызать полы его одеяний. Прп. Лев, несомненно, не избежал бы ссылки на Соловки на Крайнем Севере, если бы не судьбоносное вмешательство митрополитов Филарета Киевского и Филарета Московского. Их предупредил письмом старец Макарий, которого поддержал св. Игнатий Брянчанинов [30 ап.]. Анфия была возвращена в Белев, и епископ Тульский сам направился в Оптину, вместе с епископом Калужским, чтобы восстановить отца Льва в его положении.

Одиннадцатого октября 1841 г. святой, которому было семьдесят два года, отошел ко Господу. Он оставил продолжателем богодухновенного дела старца Макария (Иванова) – своего близкого сотрудника и друга, свою «вторую половину».

Несмотря на глубокую духовную связь, эти два человека были весьма непохожи. Лев был человеком из народа, малообразованным, жизнерадостным и проявлявшим практическую мудрость, а прп. Макарий происходил из благородной, благочестивой семьи. Мягкий и робкий, он был щуплым и маленького роста, с изъянами зрения и голоса, с малоприветливым лицом, казавшимся насупленным из-за его постоянной сосредоточенности, но излучавшим доброту, так что казалось, будто мягкий свет озарял святого изнутри. Макарий любил музыку, природу, был очень сведущ в церковной литературе.

Он отказался от выгодного брака и всего имущества, чтобы стать послушником в Площанской пустыни – уединенном монастыре, расположенном в лесах Орловской губернии. Монахи этой обители вели, несомненно, аскетическую жизнь, но более всего сосредоточивались на внешней дисциплине. Там через пять лет он принял монашеский постриг и вскоре был посвящен в пресвитера (1815).

Именно в это время в монастырь пришел старец Афанасий, дабы завершить жизненный путь. Он жил в Нямецкой обители под руководством св. Паисия, принимал участие в его трудах по переводу святоотеческих текстов и привез в Россию множество рукописей о молитве и созерцательной жизни. Макарий был посвящен старцем в эти труды и, в особенности, в практику внутренней молитвы.

В 1827 г. вскоре после кончины Афанасия, Макария назначили исповедником Севского монастыря. Он молил Бога, чтобы Тот послал ему человека, способного разрешить множество вопросов, которые накопились у него как у духовника, и в скором времени встретил отца Леонида. Тот провел в Площанской пустыни шесть месяцев, прежде чем обосноваться в Оптиной. Леонид тотчас различил выдающиеся качества Макария и воспринимал его как равного, но, уступив его мольбам, согласился обращаться с ним как с учеником. После отъезда Леонида святые поддерживали постоянную переписку, но лишь в 1834 г. Макарий освободился от своих обязанностей и присоединился к Леониду в Оптиной пустыни.

Спустя два года он был назначен исповедником монастыря, а затем скитоначальником. Однако он продолжал рассматривать себя как ученика старца Леонида и ничего не предпринимал без его благословения. Макарий не покидал его, и в течение семи лет они вместе руководили духовной жизнью монахов и тысяч посетителей, толпившихся в Оптиной. Можно сказать, что два старца были словно единая душа в двух телах.

Наделенный изысканным вкусом, старец Макарий проявил большую заботу о том, чтобы украсить скит садом, полным цветов, он возвысил торжественность богослужений и создал библиотеку. Святой вставал в два часа утра и после четырехчасовой молитвы садился за рабочий стол, чтобы переводить или просматривать святоотеческие тексты или же писать многочисленные письма. Эта обширная переписка вскоре после его смерти была издана в четырех томах. В них ясно открывается глубокая мудрость старца.

После общей трапезы с братией Макарий давал себе один свободный час, чтобы погулять в саду. Он переходил от одного цветка к другому, не произнося ни слова, до такой степени он был охвачен восхищением перед величием Творца. Начиная с двух часов старец принимал в здании для гостей, расположенном на входе в скит, всех, кто его ожидал, мужчин и женщин. С любовью выслушивая собеседников, какими бы ни были занимавшие их вопросы, и распознавая, что им необходимо в их положении, преподобный тотчас уверенно давал наставления или наделял несколькими словами утешения. После общения с ним все уходили обновленными. Его речь, всегда ласковая, смиряла гордецов, возвращала надежду унывающим, приводила к вере неверующих и даже обладала силой изгонять бесов.

Однажды к нему привели одержимого. Когда старец вошел в комнату, человек с криком бросился на него и дал сильнейшую пощечину. Старец тотчас поставил ему другую щеку. Тогда бес, не в силах вынести смирения, оставил бедного человека, который долго пребывал без сознания у ног старца, но встал излечившимся.

Возвращаясь к себе с наступлением вечера, изнуренный, не в силах говорить, прп. Макарий в качестве отдыха слушал молитвы, прежде чем принимать братию скита для ежедневной исповеди. После ужина и вечерних молитв он снова принимался за переписку до поздней ночи. «Его лицо,– писал биограф святого и один из учеников, – пылало и сияло, словно лицо Ангела Божия. У него был мирный взгляд, простая и скромная речь. Дух его был постоянно соединен с Богом в непрерывной внутренней молитве, и благодаря этой неустанной молитве, его лицо источало духовную радость и излучало любовь к ближнему». Даже когда он спал, губы его не переставали повторять Иисусову молитву. Если святой страдал бессонницей, он проводил долгие часы в размышлениях о Промысле Божием или со слезами пел церковные песнопения.

Одаренный созерцательной молитвой, но при этом сдержанный и разбирающийся в опасностях духовного наваждения, св. Макарий в переписке отговаривал учеников от преждевременных поисков даров благодати. Он особенно настаивал на смирении, которое приобретаешь тогда, когда заставляешь себя настолько совершенно, насколько возможно, следовать заповедям Божиим. «Пока видишь в другом недостатки,– поучал старец, – сам не обладаешь смирением. В глазах смиренных все представляются лучшими, чем они, все кажутся добрыми». И он любил повторять ученикам: «Что составляет наше несчастье, так это желание найти в себе святость вместо смирения».

По инициативе своего друга и духовного чада Ивана Киреевского, философа-славянофила, и под покровительством митрополита Филарета Московского [19 н.] старец Макарий предпринял издание святоотеческих текстов о духовной жизни. Эти книги принесли Оптиной пустыни повсеместную известность. За публикацией в 1846 г. «Жития старца Паисия» последовали переводы текстов святых отцов: аввы Дорофея, Варсонофия и Иоанна, Марка Подвижника, аввы Исаии, Максима Исповедника, аввы Фалассия, Иоанна Лествичника, Феодора Студита, Симеона Нового Богослова, Исаака Сирина, Нила Сорского и других. Взяв переводы на церковнославянский язык, сделанные в Нямецком монастыре во времена прп. Паисия, Макарий вместе с группой образованных учеников, монахов и мирян, среди которых был св. Амвросий [10 окт.], правил их и переводил на русский язык. Эти издания, получившие широкое распространение, затронули русскую интеллектуальную элиту, которая пребывала в поисках. В Оптиной в это время можно было увидеть величайших деятелей культуры: Николая Гоголя, Владимира Соловьева, Константина Леонтьева, Федора Достоевского и даже Льва Толстого.

Однако эта слава, полезная для всей Церкви, вызвала новые преследования. Под ничтожными предлогами пытались опорочить старца, например ставя ему в вину распространение в народе Иисусовой молитвы, что, с точки зрения обвинителей, могло вызвать духовные заблуждения. Даже заходила речь о перемещении прп. Макария в другой монастырь, но, благодаря обращению его друзей к митрополиту Филарету Московскому, этот замысел не был осуществлен.

Начиная с 1850 г. здоровье святого ухудшалось все больше и больше. Но, забывая о своих скорбях, он сопереживал несчастьям других и интересовался вопросами культуры, социальной и политической жизни России, в которой начинались большие перемены. Он с тревогой следил за развертыванием Крымской войны и, узнав о взятии Севастополя, рыдая, упал на колени перед иконой Богородицы. На протяжении последней болезни он не прекращал принимать посетителей, которым давал крестик, икону или книгу в знак благословения. Прп. Макарий мирно почил 7 сентября 1860 г. После смерти тело старца пребывало нетленным.

После кончины святого служение духовного руководства перешло к старцу Илариону, главе скита, и к старцу Амвросию.

Прп. Иларион (Пономарев) родился в 1805 г. в одной из деревень Орловской губернии. В молодости он был портным. Иларион пришел в Оптину пустынь в 1839 г. Спустя немного времени он стал келейником старца Макария, которого вскоре назначили настоятелем скита. Двадцать лет он исполнял эти обязанности, до самой смерти св. Макария, и далеко продвинулся на духовном пути, следуя примеру жизни старца, общаясь с ним или с отцом Леонидом. Принимая во внимание духовное возрастание отца Илариона, прп. Макарий понемногу подготавливал его как преемника, посылая к нему своих духовных чад. Так же он поступал и с отцом Амвросием.

Впоследствии Иларион стал старшим в скиту и монастырским духовником. Целый день он исповедовал, а с наступлением вечера принимал монахов, пришедших за духовными наставлениями. Он никогда не говорил от своего имени, но всегда цитировал либо святых отцов, либо слова, сказанные отцом Макарием в похожих обстоятельствах. Его наставления всегда были ясными, краткими и полными опыта, приобретенного им в борьбе против страстных помыслов. Всегда доступный, он принимал с одинаковым вниманием и любезностью посетителей всех социальных слоев. Когда он понимал, что пришедшие к нему за советом нуждаются в исповеди, он давал им три дня сроку, чтобы они могли проверить совесть и выявить причины своих духовных недугов. Так он привел к благочестивой жизни множество грешников и исцелил молитвой большое число душевнобольных. В течение двух последних лет жизни он страдал тяжелым недугом, но не прервал из-за этого своих трудов, лишь прося Бога даровать ему терпение. До последних мгновений он продолжал соблюдать келейное молитвенное правило, подобно другим монахам скита. Прп. Иларион мирно почил 18 сентября 1873 г.

Прп. Амвросий (Гренков) соединил в себе все дарования предшественников. Именно он привел к вершине развития оптинское старчество и был в течение тридцати лет настоящим пророком для всего русского народа [10 окт.].

После кончины старца Амвросия в 1891 г. его верный и смиренный ученик Иосиф (Литовкин) пришел ему на смену как духовник. Появившись в Оптиной в 1861 г., он вскоре стал келейником старца Амвросия. Тот с первой их встречи предсказал, что юноша будет «полезен для всех». Св. Иосиф тридцать лет оставался при старце, выказывая примерные послушание и смирение. В течение более чем двадцати лет он не располагал даже кельей и каждый день вынужден был ждать до позднего часа, когда приемная старца очиститься от посетителей, чтобы немного отдохнуть там. В 1884 г., по случаю освящения Шамординского монастыря, он был рукоположен в пресвитера и иногда служил в этой обители, но большую часть времени пребывал в услужении у старца Амвросия, который не мог ходить в церковь из-за частых болезней.

Всегда спокойный, молчаливый и сдержанный, св. Иосиф не нуждался в произнесении смиренных слов, чтобы явить свое глубокое смирение, и вызывал доверие у всех, кто ожидал возле кельи старца Амвросия. В нем самом видели живой образ старца. Понемногу отец Амвросий стал посылать некоторых посетителей за советом к отцу Иосифу, и люди бывали поражены тем, что оба старца давали им совершенно одинаковые ответы. Тяжело заболев в 1888 г., отец Иосиф принял великую схиму, но по молитве старца Амвросия и после видения Богородицы здоровье к нему возвратилось.

Официально назначенный духовником, именно он отныне принимал посетителей отца Амвросия. Каждый год прп. Иосиф на месяц отправлялся со старцем в Шамордино. Когда в 1890 г. отец Амвросий велел ему одному возвращаться в Оптину, Иосиф, хотя и удрученный расставанием, не произнес ни слова возражения. С тех пор монахи обители и даже игумен Исаакий начали приходить на исповедь к отцу Иосифу, а св. Амвросий посылал к нему из Ша- мордина своих духовных чад, как монахов, так и мирян.

Полагая, что без старца он «ничто и ничего более», Иосиф с таким совершенством усвоил себе его дух, что во всех случаях поступал как Амвросий, сохраняя при этом свою индивидуальность. Отец Амвросий был очень образован и мог беседовать о вопросах культуры, а старец Иосиф скорее оставался молчаливым, предоставляя собеседнику открыть свои трудности. Глядя на человека исполненным доброты взором и ангельски улыбаясь, он затем отвечал короткими, глубокими по смыслу фразами, черпая мудрость у святых отцов, чтобы прояснить то, что смутило собеседника, и согреть его сердце. Прп. Иосиф прежде всего подчеркивал, что послушание и самоуничижение суть корни смирения, посредством которого можно достичь бесстрастия и привлечь Бога сотворить обитель в своей душе. Очень строгий к себе, он был приветлив с другими, но без фамильярности, и отвечал на вопросы любого рода, однако сам никогда не начинал беседу.

Отец Иосиф был тесно связан со старцем Анатолием (Зерцаловым), духовником монахов обители и главой скита. Последний пришел в Оптину после чудесного исцеления от туберкулеза в 1853 г. Он был принят старцем Макарием, который приобщил его к Иисусовой молитве и посылал, когда сам был слишком занят, испросить совета у отца Амвросия или отца Иосифа. Под руководством святых старцев св. Анатолий весьма быстро возрастал в духовной жизни. Однажды скит посетил св. Игнатий Брянчанинов [30 ап.] и свидетельствовал, что беседа с отцом Анатолием была для него очень поучительной.

Привязанность Анатолия к старцам не могла не вызвать протеста со стороны монахов – противников старчества, но он находил в этих испытаниях возможность упорно хранить терпение и смирение. После смерти старца Макария он стал более близок к отцу Амвросию, который сделал его своим сотрудником и часто посылал в гостиницу для паломников, чтобы он произнес слова утешения скорбящим душам.

После посвящения в пресвитера в 1870 г. прп. Анатолию предложили стать игуменом Спасского монастыря в Орле, но он отказался, чтобы остаться рядом со св. Амвросием. Назначенный впоследствии главой скита, он проявлял внимательную заботу обо всех братиях. Его келья находилась поблизости от кельи отца Амвросия, при входе в скит, и большинство посетителей старца шли затем к отцу Анатолию. Тот во всем принимал мнение отца Амвросия и всякий раз, когда посещал его, смиренно падал на колени, подобно прочим гостям. Его смирение было таково, что он заболел, узнав однажды, что св. Иоанн Кронштадтский [20 дек.] узрел его в видении сослужащим литургию с Ангелами.

При основании Шамординского монастыря отец Анатолий показал себя самым близким сотрудником старца Амвросия и в течение двадцати одного года служил обители, наставляя сестер в монашеской дисциплине и Иисусовой молитве. К концу жизни он приобрел такую же способность проникновения в сердца, как и отцы Макарий и Амвросий, и часто произносил пророчества о будущем духовных чад.

После смерти прп. Амвросия стареющий отец Анатолий пережил новое испытание: епископ Калужский запретил ему ездить в Шамордино. Его здоровье очень пострадало из-за этого, но он нашел в себе силы, по случаю поездки в Москву, совершить паломничество в Кронштадт, где сослужил прав. Иоанну. По возвращении в Оптину прп. Анатолий тайно принял великую схиму. До самого конца терпеливо перенося страдания, он преставился 25 января 1894 г.

После кончины старца Анатолия отец Иосиф (Литовкин) был единогласно избран, чтобы заменить его в служениях духовника и главы скита. Он управлял общиной скорее не властью, а отеческой любовью и смирением, перед которым не могло устоять ни одно произволение. Но от этого он был не менее строг в принципах монашеской жизни, и никто из монахов ничего не предпринимал без его благословения.

Старец Иосиф являлся не только духовником Оптиной пустыни. В течение двенадцати лет он наставлял в духовной жизни монахинь Шамординской обители и множество мирян, несмотря на свои частые болезни. Но плохое здоровье в конце концов вынудило его отказаться от должности главы скита в 1906 г. Он также перестал исповедовать, однако не мог отказать тем, кто приходил просить его благословения и молитвенной помощи, хотя таких людей было немало.

Его здоровье опасно пошатнулось в 1911 г., после кончины настоятельницы Шамординской обители. Это предвещало тяжелые времена для основанного св. Амвросием монастыря, к которому столь привязан был отец Иосиф. Больной малярией и прикованный к постели лихорадкой, он попросил, чтобы все оптинские монахи, а затем монахини из Шамордина и Белевского монастыря пришли к нему за благословением. На протяжении нескольких дней можно было видеть бесконечные вереницы безутешных иноков и инокинь, направляющихся к келье старца. Благословив всех духовных чад, прп. Иосиф погрузился в молитву и предал душу Богу 8 мая 1911г. Ему было семьдесят четыре года.

Прп. Исаакий (Антимонов) был потомком богатого купеческого рода из Курска. Он пришел в Оптинский скит в 1841 г. Рекомендованный старцем Макарием, он против своей воли принял посвящение в пресвитера от св. митрополита Филарета Московского. Исаакию было предназначено сменить отца Моисея на посту игумена главного монастыря (1862). Отказавшись от любви к безмолвию, преподобный на сорок лет посвятил себя руководству обителью с великой верой и покорностью Божественному Провидению.

Он занимался многочисленными необходимыми делами строительства и сумел восстановить экономическое положение монастыря, которое ухудшилось при отце Моисее. Св. Исаакий полагался на суждения старца Амвросия и спрашивал его мнения по всякому важному вопросу. Несмотря на высокую должность, он оставался смиренным и простым в обращении с братией. Каждую субботу он шел на исповедь к отцу Амвросию и ожидал своей очереди вместе с другими посетителями.

После смерти старца Амвросия его духовным отцом стал отец Иосиф, хотя сам Исаакий постригал его в монахи. После некоторых колебаний игумен наконец согласился помочь в основании Шамордина, но когда старец Амвросий окончательно удалился туда, Исаакий не замедлил выразить свое разочарование. Несмотря ни на что, он не колеблясь встал на защиту женского монастыря, когда епископ хотел разорвать связь Шамордина с Оптиной.

Отъезд св. Амвросия тем не менее стал для монастыря началом испытаний. Исаакия, глубоко удрученного уходом старца, разбил паралич. Силы частично возвратились к нему только в последний год игуменства. Заболев дизентерией, он преставился, погруженный в молитву, 28 августа 1894 г. в возрасте восьмидесяти пяти лет.

Старец Варсонофий (Плиханков) происходил из богатой казачьей семьи. Он избрал военную карьеру и получил чин полковника. Случилось так, что он тяжело заболел. На пороге смерти ему было видение и раздался голос, велевший идти в Оптину. Тотчас исцелившись, он направился к старцу Амвросию, который посоветовал ему привести дела в порядок и вернуться через три месяца.

С трудом преодолев все препятствия, он прибыл в монастырь в самый день погребения св. Амвросия и был отдан отцом Анатолием под духовное руководство старца Нектария. Наставник передал Варсонофию духовное наследие предшествующих отцов. Став иеромонахом, он служил полковым священником во время Русско-японской войны.

Вернувшись в Оптину, он обнаружил скит в упадке. Старец Иосиф на самом деле был тогда уже слишком стар и болен, чтобы следить за состоянием дел, и положение общины, как материальное, так и духовное, опасно ухудшилось. Тогда отец Варсонофий был поставлен скитоначальником и восстановил достойный порядок энергично и мудро. Не делая никаких уступок духу времени, он при этом гармонично сочетал строгость с нежной снисходительностью по отношению к монахам, которых беседами направлял на традиционный путь евангельского совершенствования. Свои увещевания он украшал примерами из жизни или сравнениями с музыкой, большим любителем которой являлся.

В точности как его предшественники, он настаивал на смирении, откровении помыслов и непрестанной Иисусовой молитве. О ней он говорил, что она подобна безбрежному морю, которое переплывают, чтобы достичь Царства Небесного, те, кто пребывает в монашеском послушании, без забот и тревог этого мира. И если просить Бога даровать нам молитву без рассеянности, то при этом нужно предоставить благодати Божией свободно распоряжаться высшими ступенями созерцательной молитвы. Варсонофий, сам великий подвижник, обладал даром прозорливости, который часто проявлялся во время исповеди, а также дарами исцеления и пророчества.

Он не берег сил и, тяжело заболев в 1910 г., принял великую схиму. Однако поправился, но лишь для того, чтобы встретить еще более серьезное испытание. В монастырской общине, насчитывавшей около трехсот монахов, нашлись иноки, которые, происходя из распущенного общества того времени, не понимали смысла старчества и критиковали отца Варсонофия, имея целью закрытие скита. Их противодействие превратилось в настоящий заговор, для разбирательства был призван епископ, который и без того с подозрением относился к старчеству. Отца Варсонофия сместили и поставили игуменом отдаленного Голутвинского монастыря.

Несмотря на солидный возраст и недуги, он за один год сумел восстановить постройки обители и обновить жизнь общины, напитав ее духом оптинских старцев. Истощенный трудами, он вскоре заболел раком. Перенося испытания как подражание Страстям Христовым, он, когда ему предлагали лекарства, отвечал: «Оставьте меня, я на кресте!». Поскольку состояние здоровья больше не позволяло ему исполнять обязанности, он написал в Святейший Синод, предлагая сместить его и испрашивая позволения вернуться в Оптину, чтобы «оставить там свои кости». Но прежде чем получил ответ, прп. Варсонофий предал душу Богу 1 апреля 1913 г. и был похоронен в Оптиной рядом с другими старцами.

Отец Нектарий (Тихонов), последний оптинский старец, родился в 1857 г. в бедной семье. Работая у купца, который хотел женить его на своей дочери, он отправился в Оптину по рекомендации старой монахини, чтобы получить совет у старцев. Как только он оказался перед св. Амвросием, тот принял его вперед всех прочих посетителей и проговорил с ним два часа. Более двадцати лет прп. Нектарий оставался под духовным руководством отца Анатолия, главы скита, но также часто ходил за советом к отцу Амвросию и таким образом усвоил навыки духовного руководства. Святой был наставлен в учении святых отцов и при этом выказывал живой интерес к любого рода вопросам литературы, искусства или науки, всегда умея разглядеть в них духовный смысл.

Посвященный в пресвитера в 1898 г., он желал отправиться в далекую миссию, но, не получив благословения отца Иосифа, остался в скиту. Это дало ему возможность погрузиться в созерцательную жизнь. В другой период жизни он стремился вступить на путь юродства Христа ради, но начальство скита воспротивилось этому.

Наконец он нашел подходящий ему образ жизни – частичный затвор. Прп. Нектарий любил говорить, что для монаха есть всего две причины покинуть келью: пойти в храм и отправиться на кладбище. Однако он продолжал интересоваться культурной жизнью, и среди его посетителей были видные представители литературного и артистического мира. Интеллектуалам он говорил: «Мысли рассеиваются, поэтому перестаньте думать, чтобы начать сосредотачиваться и созерцать». В отношении художников он говорил, что те тщетно выставляют себя творцами, так как они всего лишь переделывают слова, образы и вещи, созданные Богом, при помощи духа, который Он им даровал. Но существует иное искусство, более возвышенное, которое заключается в преобразовании самого себя.

В 1913 г. оптинские монахи собрались, чтобы избрать нового старца. Архимандрит Агапит, который удалился в Оптину и вел душеспасительную жизнь в окружении нескольких учеников, отказался от их предложения и поставил отца Нектария, которому пришлось согласиться из послушания. Он поселился в келье отца Амвросия, при входе в скит, и стал совершать служение духовного руководства вместе с отцом Анатолием Младшим (Потаповым).

Он считал себя ничтожнейшим и слабейшим из всех, но полагался на благодать Божию и веру тех, кто приближался к нему, чтобы получить наставление. Обладая большой простотой и проницательным разумом, старец Нектарий унаследовал от предшественников способность читать в сердцах и приспосабливать свои слова к нуждам каждого. Он был более строг и суров, чем старец Анатолий, и если по отношению к клирикам и представителям интеллигенции выглядел требовательным, то для простого народа всегда был доступен и полон предупредительности. В особенности ему были близки закоренелые грешники, которых он ласково называл «мое драгоценнейшее дитя» или «моя маленькая овечка». Наделенный большим чувством юмора, он зачастую оживлял наставления забавными историями, взятыми из жизни скита, одним из старейших обитателей которого он являлся. Прп. Нектарий особенно настаивал на послушании, посредством которого мы подражаем Христу, ведь Господь через послушание сделался человеком для нашего Спасения, также настаивал он и на молитве, посредством которой душа, лишенная благодати, может возвратиться к жизни.

После революционных потрясений св. Нектарий открыто принял сторону св. патриарха Тихона [25 мар.] против «Живой Церкви» – этой попытки коммунистов проникнуть в лоно Русской Православной Церкви – и запретил духовным чадам иметь какие-либо отношения с предателями. После закрытия Оптинского монастыря в 1923 г. и его опустошения в 1926 г. старец Нектарий был сослан в деревню Коломиша Брянской области. Там он преставился 29 мая 1928 г. Примерно семью годами позже его тело было обретено нетленным.

Наставления прп. Варсонофия были записаны его учеником, старцем Никоном (Беляевым). Прп. Никон получил замечательное христианское образование под руководством матери, которая была духовной дочерью прав. Иоанна Кронштадтского. В Оптину он поступил в девятнадцать лет, в 1907 г., вместе с братом и отдал себя под духовное руководство старца Варсонофия, при этом став его личным секретарем. Митрополит Трифон, глубоко восхищавшийся старцем, посоветовал Никону довериться наставнику во всем, несмотря на противодействие некоторых монахов. Тогда он приложил все усилия, чтобы воспринять наставления св. Варсонофия. Старец разглядел в жизнерадостном молодом монахе глубокий духовный разум и после общих наставлений часто говорил с ним отдельно, чтобы передать плоды своего опыта. Святой пророчески призывал Никона запасаться терпением, зная, какие испытания ему придется выдержать, когда он займет место Варсонофия.

Прп. Никон принял монашеский постриг в 1909 г. и, после ссылки старца Варсонофия, был переведен из скита в монастырь, где получил послушание секретаря. Посвященный в пресвитера в апреле 1917 г., он показал выдающиеся способности к управлению в момент революционной бури, преобразовав монастырь, который лишился всех источников дохода, в сельскохозяйственную артель. Безвинно арестованный в 1919 г. и заключенный в тюрьму в Козельске, он тем не менее был освобожден. Готовый скорее умереть, чем покинуть монастырь, прп. Никон каждую минуту ждал изгнания, пыток и ссылки.

В 1923 г. большевистские власти приказали прекратить служение, и большая часть монахов рассеялась, но отец Никон еще некоторое время пребывал при главной церкви монастыря. Он был духовным отцом для паломников, продолжавших приходить в Оптину, а также руководил монахинями из Шамордина, которые укрывались в Козельске.

В начале 1924 г. в Оптиной пустыни закрыли последнюю церковь, но отец Никон продолжал служить и принимать людей в своей келье до 15 июня. В конце концов принужденный покинуть Оптину, он временно поселился возле Козельского собора. Исполненный веры и доверия к Промыслу Божию, он придавал людям смелости, и вокруг него объединилось все растущее число духовных чад, нередко присланных старцем Нектарием, архимандритом Исааком Младшим или отцами Мелетием и Досифеем.

Св. Никон не щадил ни сил, ни времени для доверившихся ему душ и оказывал материальную помощь самым обездоленным. По утрам он принимал монахов, высланных из Оптиной пустыни, и тех, кто часто проходил большое расстояние, чтобы встретиться с ним. Оставшееся время он отводил для исповеди других духовных чад. Исповедовать и лечить души прп. Никону помогал дар проникновения в тайные помыслы – такой же, как у старцев прежних времен. Раз в неделю он посещал общину монахинь и проводил долгие часы за перепиской.

Это положение длилось только три года. В июне 1927 г. он был арестован вместе с двумя клириками. Его духовные чада объединили усилия, чтобы утешить его в тюрьме, и посылали прп. Никону письма, на которые он отвечал, укрепляя их веру и ободряя их. В январе 1928 г. он был осужден на три года заключения в Соловецком лагере, но обстоятельства привели его в другие места. Освобожденный от работы из-за больной ноги, он находил время для молитвы, и благодаря помощи духовных чад ему удалось выдержать ужасные условия заключения до перевода на острова Попова в Карелии. Чуть позже св. Никон встретил своего друга, отца Агапита, и в 1930 г. вместе с ним был выслан в Архангельск, несмотря на развившийся у него туберкулез. Переведенный затем в Пинегу, он был прикреплен, как мастер на все руки, в услужение к жестокой хозяйке. Когда святой не смог больше работать, она его выгнала. Никона приютил монах из Оптиной, также находившийся в ссылке.

Святой старец скончался 25 июня 1931 г., осенив воздух крестным знамением, чтобы издалека благословить духовных чад. Ему было сорок три года.

Прп. Исаакий Младший, в миру Иван Николаевич Бобриков, родился в 1865 г. в селе Остров Орловской губернии. Он происходил из благочестивой крестьянской семьи и получил образование в сельской школе. Его отец Николай Родионович Бобриков стал схимонахом в Оптиной пустыни и скончался там в 1908 г.

Прп. Исаакий пришел в Оптину пустынь девятнадцатилетним юношей в 1884 г. и пребывал в обители сорок лет. О его появлении в Оптиной рассказывал прп. старец Нектарий: «Блаженный Василий привел его к батюшке Амвросию и сказал: “Поклонитесь ему в ножки, это будет последний Оптинский архимандрит”. А юноше сказал: “Тебя казнят”. По дороге в трапезную блж. Василий призывал богомольцев: “Поклонитесь последнему Оптинскому архимандриту”».

Старец Амвросий благословил настоятелю монастыря прп. Исаакию Старшему принять Ивана Бобрикова к себе на добровольное послушание. При настоятельстве архимандрита Досифея (Силаева) послушник Иван Бобриков был определен в число братии монастыря. Вскоре он был пострижен в мантию и в том же году рукоположен в иеродиакона, а затем, в день освящения Казанского собора в Шамординской обители, Исаакий принял посвящение в иеромонаха. В 1913 г., после кончины архимандрита Ксенофонта, старшая братия избрала св. Исаакия настоятелем монастыря. Духовная дочь прп. Никона, монахиня Мария (Добромыслова), писала об Исаакии Младшем: «По своей примерной, истинно монашеской жизни он был вполне достоин занять столь высокий пост. Очень большого роста, внушительной и благолепной наружности, он был прост как дитя и в то же время мудр духовной мудростью».

Святой принял настоятельство в тяжелое для России время: только что началась Первая мировая война, потом грянет революция, разразится братоубийственная Гражданская война, на Церковь обрушатся невиданные испытания и гонения. К концу 1916 г. из-за затянувшейся войны ощутимо чувствовался недостаток во всем жизненно необходимом. Несмотря на это, Оптинская обитель охотно отзывалась на все просьбы о помощи пострадавшим от войны, сокращая собственные потребности. Прп. Исаакий не имел ни минуты отдыха: свет в его келье гас только под утро. Мир душевный источали вся фигура преподобного, его неторопливые движения, его умные и добрые глаза. Он никогда не спешил и не суетился, во всем полагался на Бога. И Господь никогда не оставлял его.

В «Летописи скита» говорится о том, что прп. Исаакий участвовал во Всероссийском Церковном Соборе 1917 г. Двадцать третьего января 1918 г. декретом Совета народных комиссаров Оптина пустынь была закрыта, но монастырь еще держался под видом сельскохозяйственной артели. Весной 1923 г. закрыли сельхозартель, обитель перешла в ведение Главнауки и как исторический памятник была названа Музей Оптина пустынь. Настоятеля св. Исаакия власти отстранили от дел и поручили прп. Никону организовать передачу монастырского имущества музею.

Исаакий и старшая братия, с великой скорбью покинув обитель, поселились на квартирах в Козельске. В 1923 г. все храмы обители были закрыты, и храмовые службы прекратились на шестьдесят пять лет. В то время в Георгиевском храме Козельска освободилось место священника и чудесным образом устроилось так, что в этом храме все должности заняли оптинские иноки во главе с прп. Исаакием.

В 1929 г. по всей стране прокатилась волна новых арестов. После праздника Преображения Господня были арестованы и заключены в козельскую тюрьму все оптинские иеромонахи вместе с Исаакием. Из Козельска арестованные были отправлены в сухиническую тюрьму, а оттуда в Смоленск. После окончания следствия заключенные были сосланы.

В 1932 г. прп. Исаакий, живший в гор. Белеве Тульской области, вновь был арестован в связи с делом Белевского епископа Никиты (Прибыткова). Последнему вменялось в вину, что он, «являясь организатором и руководителем подпольного монастыря при храме свт. Николая в Казачьей слободе, систематически давал установку монашествующему элементу и духовенству на проведение контрреволюционной деятельности среди населения и на распространение явно провокационных слухов о сошествии на землю антихриста».

В 1937 г. было арестовано и расстреляно сто человек. В декабре того же года схватили еще двадцать. Всех подвергли жестоким и бесчеловечным истязаниям: их заставляли стоять и не спать несколько суток при беспрерывном допросе сменяющихся следователей, а если человек падал, его обливали холодной водой. Арестованные все отрицали. Св. Исаакий был тверд в своей правоте, отвергал все наветы и дал ответ краткий и ясный: «В состав подпольного монастыря я не входил».

Обвинительный акт всем арестованным был вынесен 25 декабря 1937 г. белевским НКВД. Затем их перевели в Тулу, где заседала «тройка», которая приговорила их к расстрелу. Приговор привели в исполнение 8 января 1938 г., на второй день Рождества Христова, когда Святая Церковь празднует Собор Пресвятой Богородицы. Мучеников тайно захоронили в лесу на 162-м километре Симферопольского шоссе.