О вере Анны, о ее любомудрии и кротости, о чести, подобающей священникам, и о том, что должно молиться и прежде и после принятия пищи.

1. Нет ничего, возлюбленные, равного молитве, нет ничего могущественнее веры. То и другое недавно показала нам Анна: пришедши к Богу с этими дарами, она сделала все, чего хотела: и испорченную природу исправила, и заключенную утробу отверзла, и бесславие уничтожила, и оскорбления соперницы прекратила, и сама себя привела в состояние великого благодушия, пожав тучный колос с бесплодного камня. Все вы слышали, как она молилась, как просила и умоляла, – и получила, родила, воспитала и посвятила (Богу) Самуила. Потому не погрешит тот, кто эту жену назовет вместе и матерью, и отцом дитяти: хотя и муж сеял, но силу этому семени дала ее молитва, и она-то сделала начатки рождения Самуилова более чистыми. Подлинно, не сон только и сожитие родивших, как (при рождении) других, но молитвы, слезы и вера были зачатками этого рождения; и (таким образом) пророк, родившийся вследствие молитвы матери, имел рождение более чистое, чем другие. Потому и об этой жене прилично будет сказать: «Сеющии слезами, радостию пожнут» (Пс. 125:5). Ей поревнуем, мужи; ей будем подражать, жены: она – учительница того и другого пола. Бездетные да не отчаиваются; матери так да воспитывают рожденных ими детей. Все будем подражать любомудрию этой жены до рождения, вере при рождении, усердию после рождения. В самом деле, что может быть разумнее (поведения) этой жены, которая кротко и мужественно перенесла тяжкое несчастье и дотоле не отступила, пока не устранила своего горя, и не положила удивительного и необычайного конца своему бедствию, не имея на земле ни одного заступника и помощника! Она знала человеколюбие Владыки, потому и приступила к Нему одна – и достигла, чего желала. И действительно, для прекращения этого горя нужна была не человеческая помощь, но Божественная благодать. Оно происходило не от потери денег, чтобы мог кто-либо, принесши золото, прекратить его; не от телесного недуга, чтобы, призвавши врачей, можно было уничтожить болезнь.

Немощна была природа и нуждалась в высшей помощи. Поэтому, оставив все земное, она прибегла к Владыке природы, и не отступила до тех пор, пока не умолила Его разрешить неплодство, отворить утробу и бездетную сделать матерью. Поэтому она блаженна; не потому однако, что стала матерью, а потому, что сделалась ею, не быв (ею по природе). Первое есть обыкновенно дело природы; последнее – особенный подвиг этой жены. Она блаженна и по болезням рождения, но не менее блаженна и по всему тому, что предшествовало этим болезням. Все вы, и жены и мужи, знаете, конечно, что для женщины нет ничего тяжелее неплодства, – что, хотя бы она наслаждалась бесчисленными удовольствиями, никогда не может прогнать от себя скорбь, причиняемую ей этим несчастьем. Если же оно столь тяжело теперь, когда мы призваны к высшей мудрости, когда стремимся к небу, и, нисколько не занимаясь настоящим, готовимся к иной жизни, когда (воздается) высокая похвала девству, то представь, каким злом оно почиталось в то время, когда не было у древних никакой надежды, ни мысли о будущем, когда все делали для настоящего, и когда бесчадие и неплодство было каким-то проклятием и осуждением. Нельзя сказать и выразить словами скорбь, причиняемую этим обстоятельством. Свидетельницы этого – жены, которые во всем показали мудрость, терпение, а этого несчастья не могли перенести; напротив, или роптали на мужей, или считали жизнь невыносимой. Но эту жену обуревала не одна только скорбь вследствие неплодия, но и другая страсть – гнев вследствие оскорблений соперницы. И как в то время, когда два противных ветра, сталкиваясь друг с другом, захватывают попавшую между ними ладью и поднимают множество волн и спереди, и сзади нее, кормчий, сидящий при руле, спасает ладью, отражая напоры волн с помощью своего искусства, так и эта жена, когда гнев и скорбь, как противные ветры, овладевали душой ее, омрачали ее мысли и производили большие волнения в течение не двух, трех или двадцати дней, но в продолжение целых годов (ведь сказано: это продолжалось «довольно времени»), мужественно вынесла бурю и не попустила уму своему потонуть в бездне. Это потому, что страх Божий, как кормчий, сидящий при руле, внушал ей мужественно переносить это волнение, и не переставал править душой ее до тех пор, пока не привел в тихую пристань этот корабль, полный груза, это чрево, заключавшее в себе драгоценное сокровище. Она, ведь, несла не золото и не серебро, а пророка и священника; и чрево ее было вдвойне священно: и потому, что зачатое в нем дитя было столь велико, и потому, что начало своего зачатия оно получило от молитвы и от вышней благодати.

2. Но если груз был необыкновенный и удивительный, то способ продажи был и еще удивительнее; она отдала его не людям, не каким-либо купцам и торговцам, но лишь только выгрузила его из корабля, продала Богу и приобрела такую выгоду, какую доставить свойственно было Богу, – потому что по принятии его, Бог дал ей вместо того другое дитя, да еще и не одно, не два, не три и не четыре только, но гораздо больше: «Яко неплоды, – сказано, – роди седмь» (1 Цар. 2:5), и (таким образом) проценты превзошли самый капитал. Такова торговля с Богом: Он возвращает не большую сумму капитала, но увеличенную в несколько раз. И не только детей женского пола Он дал, но составил прибыль из того и другого пола, чтобы радость ее была полная. Говорю это не с тем, чтобы вы только воздали похвалу, но чтобы и поревновали вере и терпению этой жены, о чем вы слышали отчасти и прежде. Но, чтобы докончить и остальное, позвольте мне вкратце рассмотреть слова, ею сказанные священнику и служителю священника после первой молитвы; тогда вы узнаете, как кротка и смиренна была душа этой жены. «И бысть, – сказано, – егда умножи молящихся пред Господем, Илий же жрец храняше уста ея» (1 Цар. 1:12).

Двоякую добродетель указывает здесь писатель у этой жены: твердость в молитве и бдительность души; первую – выражением: «умножи»; вторую – прибавлением: «пред Господем». Все мы молимся, но не все пред Богом. У кого в то время, как тело простерто на земле и уста бессмысленно произносят слова, душа блуждает везде – дома и на площади, тот может ли сказать о себе, что молится пред Богом? Пред Господом молится тот, кто вполне сосредоточил свою душу и не имеет ничего общего с землей, но перенесся на самое небо и изгнал из души всякий человеческий помысл, как сделала тогда и эта жена: всецело сосредоточившись и напрягши ум, со скорбной душой призывала она Бога. Но как же сказано, что она и «умножи» молитву, тогда как молитва ее была краткая? Она не умножала слов и не распространялась в молитве, а произнесла немногие и простые слова: «Адонаи Господи Елои Саваоф, аще призирая призриши на смирение рабы твоя и помянеши мя, не забудеши рабы твоея , и даси рабе твоей семя мужеско, то дам е пред Тобою в дар до дне смерти его: и вина и пиянственного не испиет, и железо не взыдет на главу его» (1 Цар. 1:11). Много ли здесь слов? Что же (писатель) разумел, говоря: «умножи»? То, что она постоянно повторяла одно и то же, и не переставала в течение долгого времени произносить одни и те же слова.

Так молиться повелел и Христос в Евангелии: сказав ученикам своим, чтобы они не молились подобно язычникам и не говорили лишнего (Мф. 6:7), Он дал нам и образец молитвы, научая (нас), что быть услышанным (Богом) зависит не от множества слов, а от бдительности души. Но, скажет кто-нибудь, если нужно молиться немногими словами, то как Он в доказательство того, что нужно непрестанно молиться, сказал притчу о том, что была одна вдова, которая неотступностью просьбы и частым приходом своим смягчила жестокого и бесчеловечного судью, не имевшего ни страха Божия, ни стыда пред людьми? (Лк. 18:3–5). Как и Павел увещевает, говоря: «в молитве пребывающе» (Рим. 12:12) и опять: «непрестанно молитеся» (1Фес.5.17). Произносить, ведь, немного слов и непрестанно молиться – это противоречит одно другому. Нисколько не противоречит – да не будет – напротив, одно с другим весьма согласуется. И Христос, и Павел заповедали творить краткие и частые молитвы, с небольшими промежутками. Если долго будешь произносить слова, нередко делая это без внимания, то дашь дьяволу большую свободу подойти к тебе, устроить ковы и отвлечь мысль твою от произносимых слов. А если будешь творить постоянные и частые молитвы, занимая все время частым повторением (их), то легко можешь сохранить внимание и самые молитвы будешь творить с большей бдительностью. Так поступила и она, произнося не много слов, но постоянно и многократно припадая к Богу. А когда священник заградил ей уста (таков смысл слов: храняше), «устне ея двизастеся, а глас ея не слышашеся» (1 Цар. 1:13), то она принуждена была покориться священнику и прекратить молитву. Так загражден был у нее голос, но не заграждено стремление, напротив, тем сильнее взывало внутри сердце. Это есть в особенности молитва, когда вопли раздаются извнутри; это особенно свойственно душе страждущей – произносить молитву не напряжением голоса, а устремлением ума.

3. Так молился и Моисей. Когда он ничего не говорил, Бог сказал ему: «Что вопиеши ко Мне?» (Исх. 14:15). Люди слышат только звук голоса, а Бог прежде этого слышит внутренний вопль. Так можно быть услышанным, не произнося слов; и ходя по площади, можно молиться мысленно с великим усердием; и сидя с друзьями, и делая что бы то ни было, (можно) призывать Бога с великим воплем, – разумею внутренний вопль, – не делая его известным ни для кого из присутствующих. Это самое сделала тогда и эта жена – «Глас ея не слышашеся», – говорит Писание (1 Цар. 1:13), а Бог услышал ее. Это был внутренний ее вопль! «И рече ей отрок Илия: доколе пияна будеши? Отими вино твое от тебя и иди от места Господня» (1 Цар. 1:14). Здесь в особенности открывается терпение жены. Дома оскорбляла ее соперница; пришла она в храм, и здесь оскорбил ее отрок священника, укорил и священник. Она бежала от домашней бури, пришла в пристань – и опять нашла волны; пришла получить врачество, и не только не получила его, но через оскорбления получила рану, и от них язва еще более загноилась. Вы знаете, как скорбящие души принимают обиды и оскорбления. Как тяжкие раны не сносят легкого прикосновения руки и делаются от того хуже, так и возмущенная душа раздражительна, негодует на все и оскорбляется незначительным словом. Но с этой женой ничего такого не случилось и тогда, когда укорил ее служитель. Если бы еще оскорбил ее священник, терпение ее было бы не столь удивительно: достоинство сана, величие власти невольно заставили бы ее быть скромной. Между тем она не вознегодовала и на служителя священника; а этим еще более преклонила Бога на милость. Так и мы, если, будучи поруганы и потерпев тысячу огорчений, великодушно будем относиться к оскорбителям, то через это приобретем большее благоволение от Бога.

Откуда это видно? Из случившегося с Давидом. Что же он испытал? Некогда он лишился отечества; свобода и самая жизнь его подвергались опасности; войско его перешло на сторону негодного юноши – этого тирана и отцеубийцы; он скитался по пустыне. Но не вознегодовал, не возроптал на Бога, не сказал: «Что это такое? Сыну попустил восстать на отца? Если бы даже была справедливая причина к обвинению, и в таком случае не следовало этому быть. А теперь, ни много ни мало не обиженный нами, он ищет обагрить свою руку кровью отца, и Бог, видя это, терпит». Ничего подобного не сказал. А еще важнее и удивительнее было то, что, когда он скитался и был оставлен всеми, на него напал Семей, человек злой и негодный, называя его убийцей и нечестивцем и понося множеством других ругательств; но и при этом он не пришел в ярость. А если кто скажет: что удивительного в том, что он не отмстил, будучи слаб и не имея власти? – то на это, во-первых, скажу, что я не так подивился бы ему, если бы он перенес ругательства, имея диадему и царство, и восседая на траве, как теперь хвалю его и удивляюсь ему, сохранившему спокойствие во время несчастья. В первом случае, величие его власти и ничтожество оскорбителя сильно побуждали бы оставить последнего без внимания. Так мудро поступали нередко и многие другие цари, извиняя оскорбителей крайним их безумием. Ведь неодинаково действуют на нас оскорбления, когда мы наслаждаемся благополучием, и когда находимся в несчастии: когда постигнет нас неудача, тогда они трогают нас более и поражают сильнее. Но кроме этого, надобно прибавить еще и то, что он имел силу отмстить, и не отмстил. А что терпение его происходило не от слабости, но от незлобия, – в этом можешь убедиться тем, что, когда военачальник просил позволения пойти и отрубить Семею голову, Давид не только не позволил, но еще оскорбился этим и сказал: «Что мни и тебе, сыне Саруине..., оставите... проклинати мя: да призрит Господь на смирение мое, и возвратит ми благая вместо клятвы его в днешний день» (2 Цар. 16:10–12). Так и случилось.

4. Видишь ли, как знал праведник, что великодушное перенесение оскорблений ведет к большей славе? Поэтому он, застигнув некогда Саула в узком проходе и имея возможность умертвить его, пощадил его, несмотря даже на то, что окружавшие его советовали поразить (Саула) мечом. Ни удобство сделать это, ни подстрекательство других, ни перенесенные им многие несчастья, ни ожидание еще больших не заставили его извлечь меч, хотя, сделав это убийство, он остался бы неизвестным даже для войска, потому что это происходило в пещере и, кроме него, не было тут никого. Он не сказал подобно намеревающемуся совершить прелюбодеяние: «Тма окрест мене, и стены..., кого убоюся» (Сир. 23:25); нет, он взирал на недремлющее Око и знал, что очи Господни в тысячу раз светлее солнца. Поэтому он все делал и говорил так, как бы в Его присутствии и суде над его словами, и сказал: «Не подниму руку мою на христа Господня» (1 Цар. 24:7). Я смотрю не на злобу его, но на достоинство. Никто не говори мне, что он властолюбив и непотребен; чту Божественное избрание, хотя бы он и оказывался недостойным. Не моя вина, что он оказался недостойным чести. Пусть выслушают это те, которые не уважают священников; пусть узнают они, какое почтение он (Давид) оказал царю; а священник заслуживает гораздо большего почтения и уважения, насколько призван к высшему служению. Пусть научатся они не судить и не обвинять, но покоряться и оказывать послушание. Жизни священника, как бы он ни был худ и небрежен, ты не знаешь, а он (Давид) обстоятельно знал все, что сделал Саул; и однако и при этом он уважал поставленную Богом власть.

А что ты, и хорошо зная, не заслуживаешь извинения и прощения, когда презираешь предстоятелей и не слушаешь слов их, послушай, как Христос отнял у нас и этот предлог Своими словами в Евангелии: «На Моисеове седалищи седоша книжницы и фарисее: вся убо, елика аще рекут вам творити, ...творите, по делом же их не творите» (Мф. 23:2–3). Видишь ли, как Он не унизил наставления и не отверг учения даже тех, чья жизнь была так развращена, что справедливо возбуждала отвращение в учениках? Говорю это не в осуждение священников, – да не будет! – вы сами свидетели всего поведения и благочестия их, – а для того, чтобы мы оказывали им гораздо более почтения и уважения. Через это мы принесем пользу не столько им, сколько себе: «Приемляй пророка во имя пророчо, мзду пророчу приимет» (Мф. 10:41). Если нам не позволено судить о жизни друг друга, то тем более о жизни отцов.

Но то, о чем я говорил (опять необходимо обратиться к той жене), т.е., что великодушное перенесение оскорблений приносит нам многие блага, исполнилось и на Иове. И ему я не столько удивляюсь до увещания жены, сколько после гибельного ее совета (Иов. 2:9). И эти слова пусть не кажутся кому-либо странными. Часто, кого не поражали самые события, губило слово и вредный совет. Зная это, дьявол, поразив Иова самым делом, наносит ему удар и словами. То же самое он сделал и с Давидом. Увидев, как великодушно перенес он возмущение и беззаконное насилие сына, дьявол, желая помрачить разум и воспламенить гнев, возбудил этого Семея, стремясь уязвить его душу оскорбительными словами. Так же коварно поступил он и с Иовом. Когда увидел, что Иов посмеялся над стрелами и как адамантовая башня мужественно противостоит всему, то вооружил жену, чтобы совет не возбудил подозрения; в ее словах он скрыл яд и самыми мрачными чертами изобразил несчастье. Что же тот доблестный? – «Вскую яко едина от безумных жен возглаголала еси? Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим»? (Иов. 2:10). Это значит: если бы это было не от Господа, настолько высшего нас, а от какого-нибудь друга, равного нам, то какое бы имели оправдание мы, так облагодетельствованные Им и воздающие Ему противоположным? Видишь ли боголюбивую душу и то, как он не превозносится и не хвалится тем, что мужественно переносит те необычайные удары, и не считает такого терпения делом мудрости и великодушия, но, как бы уплатив необходимый долг и не потерпев ничего необыкновенного, так сильно заградил уста жены? То же было и с этой женой. Так как видел, что она великодушно переносит неплодство и припадает к Богу, то возбудил против нее служителя священника, чтобы еще более раздражить ее. Но жена не допустила себя до этого; напротив, приучившись дома переносить укоризны и привыкнув к оскорблениям соперницы, она безбоязненно выдержала и эти нападения. Поэтому и в храме явила она великую кротость, мужественно и великодушно перенося упреки в пьянстве и бесчинстве. Впрочем не мешает выслушать самые слова ее. Когда служитель сказал: «Отими вино твое от тебя и иди от места Господня», то Анна отвечала так: «Ни, господи» (1 Цар. 1:14–15). Оскорбившего назвала она господином, а не сказала, как многие говорят: это сказал мне священник? Это учащий других попрекает в пьянстве и бесчинстве? Напротив, она позаботилась только о том, как бы отклонить подозрение, хотя и несправедливое.

5. А мы, подвергаясь оскорблениям, когда нужно извинение и примирение, часто раздуваем пламя, нападаем на оскорбивших, как дикие звери, тесним их, влачим, требуем наказания за сказанные слова, и тем самым, что делаем, подтверждаем взведенную на нас клевету. Если хочешь доказать поносителям, что ты не пьян, докажи это кротостью и скромностью, а не бранью и не ругательством; ведь, если ты станешь бить оскорбившего, то все примут тебя за пьяного; а если перенесешь великодушно, то самым делом отклонишь злой навет. Так поступила тогда и эта жена. Сказавши: «ни, господи», она самым делом доказала, что подозрение было ошибочно. Почему, однако, заподозрил это священник? Разве он видел, что она смеялась или плясала, шаталась и падала, или говорила что-нибудь постыдное и низкое? Откуда же явилось у него такое подозрение? Не так и не без причины, но на основании времени дня. Это был полдень, когда она совершала молитву. Из чего это видно? Из того, что выше сказано. «И воста Анна, – говорит Писание, – по ядении их в Силоме и по питии, и ста пред Господем» (1 Цар. 1:9). Видишь ли, время, которое все употребляют на отдых, она посвятила молитве, от стола устремилась на молитву, пролила источники слез, показала ум трезвенный и бодрый, и после обеда помолилась так усердно, что получила дар вышеестественный, разрешила неплодство и исправила немощную природу.

Таким образом, от жены этой мы приобрели ту пользу, что научились молиться и после пиршества. Кто готов к этому, тот никогда не впадет в невоздержание и пьянство, никогда не испытает следствий объядения, но, сдерживая свои помыслы ожиданием молитвы, как бы уздой, будет в надлежащей мере употреблять все предлагаемое, и тем доставит и душе, и телу великое благословение. Стол, начинающийся и оканчивающийся молитвой, никогда не оскудеет, но обильнее источника принесет нам все блага. Не будем же пренебрегать такой пользой. Странно, что слуги наши, получив от нас что-нибудь со стола, благодарят нас и отходят с добрым словом, – а мы, наслаждаясь столь великими благами, не воздаем Богу и такой чести, и это – когда мы должны получить великое благословение, потому что где молитва и благодарение, туда приходит благодать Святого Духа, оттуда прогоняются демоны, и все вражеские силы отступают и обращаются в бегство. Кто намеревается обратиться к молитве, тот и во время стола не осмеливается сказать что-либо неприличное, а если и скажет, тотчас раскаивается. Итак должно и при начале, и при конце (стола) благодарить Бога, в особенности потому, как я выше сказал, что, если мы приобретем этот навык, то не легко впадем в пьянство. А если и случится когда-нибудь встать (из-за стола) в хмелю и опьянении, и тогда не оставляй своей привычки, но и с тяжелой головой, шатаясь и падая, будем молиться и не изменим своему обычаю. Если сегодня ты так помолишься, то завтра исправишь погрешность, сделанную накануне. Так, когда мы будем принимать пищу, будем вспоминать об этой жене, о ее слезах и ее добром опьянении: да, и она была в опьянении, но не от вина, а от великого благоговения. А если она была такова после обеда, то какова была утром? Если после принятия пищи и пития молилась так усердно, то какова была она, когда еще ничего не вкушала?

6. Так, обратимся опять к ее словам, исполненным великого любомудрия и кротости. Сказав: «Ни, господи», она прибавила: «Жена в жесток день аз есмь, вина и пьянства не пих» (1 Цар. 1:15). Заметь, как и здесь она не говорит об оскорблениях соперницы, не изображает ее злобы, не оплакивает домашнего несчастья, но открывает свою скорбь настолько, насколько нужно было для оправдания перед священником: «Жена в жесток день аз есмь, вина и пиянства не пих, но изливаю пред Господем душу мою». Не сказала: «Молюсь Богу, прошу Бога», но «изливаю душу мою пред Господем», то есть, я всю себя обратила к Богу, к нему устремила весь ум мой, всей душой и всей крепостью совершила молитву свою, открыла Богу свое несчастье, показала рану; Он может приложить (к ней) врачество. «Не даждь рабы твоея в лице во дщерь погибели» (1 Цар. 1:16). Опять называет себя рабой и всячески старается, чтобы священник не имел о ней худого мнения. Не сказала себе: какое мне дело до его злословия? Он осудил напрасно и без причины, заподозрил в том, в чем не следовало; пусть все клевещут на меня, лишь бы совесть моя была чиста. Напротив, она исполнила ту апостольскую заповедь, которая повелевает «промышляти добрая», не только пред Господом, но и пред людьми (Рим. 12:17). Она всяким способом устраняла подозрение, говоря: «Не даждь рабы твоея в лице во дщерь погибели». Что значит «в лице»? Не сочти меня бесстыдной и дерзкой: эта смелость происходит от горести, а не от опьянения; от скорби, а не от упоения. Что же священник? Смотри, как и он разумен: не стал расспрашивать о ее несчастии, не захотел допытываться причины его, а что говорит? «Иди в мире, Господь Бог Израилев да даст ти все прошение твое, еже просила еси от Него» (1 Цар. 1:17). Обвинителя жена сделала своим защитником: так хороша скромность и кротость. За обиду получила она достаточное напутствием – нашла себе заступника и ходатая в том, кто укорил ее. И на этом она не останавливается, но еще говорит: «Да обрящет раба твоя благодать пред очима твоими» (1 Цар. 1:18); то есть, о, если бы ты узнал из окончания и самого совершения дела, что я молилась и просила вследствие не опьянения, а великой скорби. "И иде..., – сказано, – в лице ея не испаде» (1 Цар. 1:18). Видишь ли веру этой жены? Прежде чем получила просимое, она стала уже бодра, как бы получивши. А причина та, что она молилась с великой горячностью, с непоколебимым усердием. Поэтому она и пошла, как бы получивши все. Притом и Бог, намереваясь дать ей дар, освободил ее от скорби.

Ей поревнуем и мы, и во всяком несчастии станем прибегать к Богу. Если нет у нас детей, будем просить их у Него. А если получим, будем воспитывать их с большой заботливостью и удалять юношей от всякого зла, особенно же от любострастия. Искушения этого греха сильны и ничто так не волнует этого возраста, как эта страсть. Поэтому оградим их отовсюду советами, увещаниями, страхом и угрозами. Если они одолеют эту страсть, то не скоро поддадутся и другой, – напротив, будут выше и страсти к деньгам, победят и пьянство, и всячески постараются избегать бесчинства и порочных обществ; будут и родителям любезнее, и приятнее всем людям. В самом деле, кто не будет уважать скромного юношу? Кто не обнимет и не облобызает обуздавшего нечистые пожелания? Кто из самых богатых не согласится с великим удовольствием отдать за него свою дочь, хотя бы он был беднее всех? Как никто не будет столь жалок и глуп, чтобы решиться иметь зятем расточительного и развратного человека, хотя бы он был богаче всех, так никто не будет и столь безрассуден, чтобы отвергнуть и обесславить скромного и целомудренного. Итак, чтобы дети наши были и у людей в уважении, и Богу любезны, будем украшать их душу и вводить их целомудренными в брачную жизнь. Тогда потекут к ним и все земные блага, как из источников, и от Бога получат они милость, так что насладятся и настоящей, и будущей славой, которой да достигнем все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, честь, держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.