Глава 10

Видишь ли, что хочет судиться не потому, что хорошо поступает, а потому что «побуждает меня к этому самое страдание – боюсь, чтобы не повредило – некоторые могут подумать или то, что Ты не промысляешь о людях, которых создал, или что порочные пользуются у Тебя особенным благоволением и желания их особенно угодны Тебе».

Златоуста и Олимпиодора. «И я знаю, что не поступал нечестиво, но может быть, я сделал что-либо нечестивое по неведению; когда Ты будешь наказывать, никто не может оправдаться. Но если, по моему разумению, я не поступал нечестиво, знаю, что Твоей воли невозможно избежать». То есть: «хотя за собой не знаю ничего худого, но да владычествует воля Твоя, которая лучше нас знает то, что нам нужно».

Златоуста и Олимпиодора. «Я, – говорит, – дело рук Твоих, хотя грешник». Видишь, как и Творцом признает Бога, и умоляет пощадить собственное создание.

Признавая Его, следовательно, виновником творения и промышления и Господом, обращает слово в молитву, умоляя памятовать о слабости и недолговременности человеческой природы и о том, что в начале по благости создал и, прогневавшись, наказал смертью и говорит:

Кожею и плотью одел меня, костями и жилами сшил меня,

жизнь и милость Ты даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой?

(Или не якоже млеко измелзил мя еси, усырил же мя еси рaвно сыру?

Кожею же и плотию мя облeкл еси, костьми же и жилами сшил мя еси:

живот же и милость положил еси у мене, посещeние же Твое сохрани мой дyх).

Семя, из которого образуется животное, называет выдоенным молоком, и как выдоенное молоко делается сыром, так и семя, вылившееся и сгустившееся, делается естеством (φυσις); это – первое состояние зародыша. Семя, положенное в ложесна утробы, когда подобно сыру сгустится и уплотнится, делается естеством, затем оно образуется или, как говорит Писание, "изображается» (εξεικονιζεται) (Исх. 21:22–23) и принимает как бы образ; жидкое естество сгущается и положенное в утробу разделяется на кожу, мясо, кости и жилы; эти отдельные части сами по себе, когда есть душа, имеют жизненное развитие, а когда она выходит, остаются без движения. «И не только дал мне жизнь, – чем указывается собственно на творение, – но и сотворил милость со мною, – под которою разумеется промыслительная благодать, – во всю жизнь я наслаждался Твоим промышлением». Это и значат слова «попечение Твое хранило дух мой» («посещение... Твое сохрани мой дух»), то есть: «и после происхождения, благодаря Твоему промышлению, я пользуюсь жизнью». И вообще, через то, что перед тем и здесь говорится, показывает весь ход и гармонию телесного состава.

И сам он сказал: «воистину знаю, что нет смертного, который был бы чист пред Господом» (Иов.9:2). Видишь, как приписывают ему противоположное тому, что он говорит.

Златоуста и Олимпиодора. Так как те много мудрствовали, как имеющие познание о Боге, то поэтому показывает, что вся тварь знает Творца, и что это известно не только людям, но и бессловесным, и самой неодушевленной земле: «Что вы ведете себя, как будто сказали что-либо важное и достойное удивления? Нечестивый должен, конечно, погибнуть, и это всякий знает». Для большего посрамления Софара сказал гиперболически: «Спроси бессловесных и неодушевленных тварей, которые, хотя не говорят, но как бы звуками голоса возвещают славу Божию. Ведь они чувствуют силу Божию и, подобно одаренным речью, скажут, что Творец есть Бог всего, непостижимый в премудрости, карающий злых, что в Его власти находится все, и жизнь живущих, и смерть, что Он легко приводит в исполнение хотения Своей воли о каждой твари, все содержит и управляет и жизнью бессловесных, и духом человека. А если бессловесные, будь одарены они речью, так возвещали бы о Боге, то тем более человек, которому также врожден разум, как несомненно принадлежит горлу способность различать пищу, а уху – звуки». Некоторые из списков вместо: «ухо» имеют: «разум» (νους); по ним, говорит, следовательно, что как все мы имеем горло для различения пищи и всем людям свойственно питаться, так получили мы и ум для познания Бога, могущий понимать Его премудрость и силу (потому что ум различает мысленное, а чувство – чувственное) и нам всем дана способность познавать Творца всего Бога.

Златоуста и Олимпиодора. Мне кажется, что он упрекает их: «Не думайте, – говорит, – что вы все постигли; если мы имеем ум, способный рассуждать, то нуждаемся, однако, в продолжительном времени, чтобы постигнуть; разумный, старясь, успевает в премудрости». А может быть, он хочет сказать: «знаю, что слышу, и имел время для приобретения знания». Акила перевел: «в старцах мудрость»; Симмах: «в долговечных». Мудрость у людей достигается трудом и приобретается временем, а у Бога – по желанию.

Праведник постепенно раскрывает своим совопросникам учение о промысле. Хотя и они говорили о промысле, но впадали в противоречия. Он говорит, что воле Его кто мог противостать? Одного можно найти в бедности, другого – в беде, третьего – мучимым болезнью, и вообще, можно встретить различных людей, впавших в различные несчастия, согласно с волею Божией, и никого, кто мог бы изменить это решение. Это подтверждается затем многими известными примерами.

Если удержит дождь, все погубит засухой, как при Илии; а если наведет его на землю, как во время Ноя, то потопит и погубит живущее на ней. Показывая затем, что разумного объяснения того, что в каждом отдельном случае совершает Бог, никто не может дать, кроме Него, говорит:

То есть, Ему одному свойственно все делать по разуму; так естественно и бывает, поскольку, владычествуя над всем, имеет несказанную силу. «У Него... ведение и разум», самое точное знание всего существующего и премудрое управление.

Златоуста и Полихрония. И это действия промысла. По Божественной воле и суду и советники отводимы бывают в плен, и судьи переселяются. Вероятно, говорит это не о взятых в плен во время войны, но о гордящихся проницательностью, как бы говоря: поражает и мудрых, низвергает и отличающихся уменьем рассуждать, и тех, которые указывают другим, что нужно делать, приводит в такое состояние, что становятся неспособными понимать правильность своих действий и впадают в неразумие. Такое понимание выражают и Акила, и Симмах: первый говорит: «отводящий советников в добычу», а второй: «приводящий советников в неразумие». Смотри, как, показавши непобедимую силу Божию, изображает Его высшим по мудрости; речь же свою разделяет между теми, которые славны в жизни, и теми, которые велики по благочестию.

Златоуста и Олимпиодора. Если кто произносит слова, не имеющие смысла, то ему лучше бы молчать, молчащий скорее будет принят за умного, чем говорящий. Таким лучше молчать, чем бесчестить себя такими словами, потому что молчание дает основание предполагать мудрость; сделавший себя немым будет казаться умным; а болтливость оскорбляет страдающего. Ты же, богобоязненный, не колеблись в этих словах, а подражай более святым, зная, что это сатанинские козни и что диавол действует чрез злословящих, чтобы отклонить тебя от веры и помешать доброму намерению. Он, лукавый, видел, что страдание не причиняет тебе вреда, а еще более выставляет тебя пред Богом; оставление же намерения много повредит. Чем больше он искушает тебя, тем более преуспевай в добродетели; чем больше понуждает тебя к малодушию, тем более возвышайся духом, терпи и говори: «все это пришло на нас, но мы не забыли Тебя» («сия вся приидоша на ны, и не забыхом Тебе») (Пс. 43:18). Если так укрепишься против искушений, то диавол со стыдом обратится вспять, а Владыка всего вспомнит о тебе, вдвойне вознаградит тебя здесь, и после этого услышишь: «Добрый и верный раб! В малом ты был верен, над многим тебя поставлю» («рабе благий и верный: о мале был еси верен, над многими тя поставлю») (Мф.25:21). Помни о терпении Иова, не изменившегося ни во время радости, ни во время искушения, твердо сохранившего высоту духа в том и другом положении дотоле, пока не получил от Бога двойную награду и пока не было ему дано ему свидетельство в том, что он все претерпел, чтобы явиться для всех праведным.

(Умолчите, да возглаголю, и почию от гнева.

Вземля плоти моя зубами).

«Как кусающие свое тело при несчастьях достигают через это облегчения, так и я, говоря это». Ты видишь, что это не слова считающего себя праведником, а некоторое облегчение скорби со стороны того, который посредством слова укрепляет тело и облегчает душу.

«Хочу, – говорит, – судиться; не уклоняюсь от судилища и знаю, что не буду осужден». Убеждая друзей слушать его слова, для большего склонения их к этому удваивает просьбу, так как он видел, что они с трудом выносят обличения, которые он открыто и прямо высказывает вслух их. Удваивая «выслушайте», он или указывает на отсутствие бодрости, или хочет возбудить внимание, чтобы лучше слушали, так как бывает иногда, что звуки голоса действуют на слух, а не слышат, потому что не прилагают внимания. Поэтому и Спаситель, возбуждая слушателей к надлежащему вниманию, говорил: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» («имеяй уши слышати да слышит») (Мф. 11:15).

«Может быть, опасаешься меня, не зная хрупкости моей природы, по которой я не отличаюсь от листа или травы, носимых ветром? Почему же, Владыка, произнес надо мной такой приговор?» Выражение «пишешь на меня горькое» («написал еси на мя злая»), то есть, несчастия, есть метафора, взятая от обычая царей объявлять приговор письменно. «Не сорванный ли листок Ты сокрушаешь и не сухую ли соломинку преследуешь?» («Или яко лист движим ветром убоишися; или яко сену носиму ветром противляешимися») (Иов.13:25) «Преследуешь» («Противляешимися») вместо «налагаешь наказание как противляющемуся». То есть: «как господин мятежного раба, Ты с властью определил мне наказание», – это значит: «написал»; так сказал, соблюдая благоприличие, свойственное Владыке.

Опять говорит о тяжести несчастия; опять изображает слабость природы. Но почему привел мех? Потому что мех пуст, как содержащий только воздух, отчего у многих явился обычай говорить, что мы – мех надутый. «Итак, не смотри, – говорит, – на объем и на растянутую кожу, но обрати внимание на то, что внутри, и увидишь большую пустоту».

Ризой, съеденной молью, означает телесные страдания, которыми не меньше, чем молью, съедается и разрушается тело.

(Кто бо чист будет от скверны? Никтоже,

аще и един день житие его на земли).

Видишь опять обращающего внимание на природу человека и стремящегося освободиться от нее не по причине ее слабости и кратковременности и не потому, что жизнь исполнена печали, а потому, что невозможно быть чистым.

но человек уснувши не встанет, доколе не обветшает небо, пока не пробудятся от сна своего

(Временем бо оскудевает море, река же опустевши изсше:

человек же уснув не востанет, дóндеже не будет небо сошвено, и не возбудятся от сна своего).

Как в предшествующих словах человек изображался умирающим скорее растений, так и здесь он является более кратковременным, чем море и река, так как и море, и река не прерывается, а человек подвержен этому. О, если бы так было, что мы умирали бы и снова возвращались к жизни! Но этого нет. Море оскудевает и снова наполняется, то возрастает, то убывает; реки пересыхают и снова текут. А человек, если умрет, не возвращается к жизни. Это к объяснению слов. А по иносказанию (κατ’ αλληγοριαν), «для дерева есть надежда» («есть... древу надежда») (Иов.14:7), то есть, человеку. Если человек падет, но покается и будет оставаться на земле благочестия и «на камне» («на камени») (Иов.14:8), то есть в благочестивой вере, то от воды возрождения или слез покаяния он снова возрастет; а кто умрет в отступлении и грехе, тот не имеет доброй надежды. В будущем веке грех, образно называемый «морем», уничтожится; диавол и его искушения прекратятся, а умершие не исчезнут, ожидая воскресения.

Ужели мудрый будет давать разумный ответ на ветер и наполнит болезнью чрево, (πόνον γαστρός)

защищаясь речами недолжными и словами беcполезными?

(Отвещав же Елифаз Феманитин, рече:

еда премудрый даст ответ разумен на ветр, и наполни болезнию чрево,

обличая глаголы, имиже не подобает, и словесы, ихже ни кая польза?).

Поскольку Иов сказал: «И у меня есть сердце, как у вас» (Иов.12:3), и: «сколько знаете вы, знаю и я: не ниже (ουκ ειμι) я вас» ("несмь неразумне... вас») (Иов.13:2), то на основании этих слов Елифаз и нападает на него. «Вот, – говорит, – что отвечает мудрый, говорящий, что все знает! Наполнил болезнью чрево», – т.е., для своего утешения сказал эти слова и полон страдания. В укор говорит это Иову, порицая его за две вещи – за то особенно, что мудрый не выставляет напоказ мудрости, а потом и за то, что Иов сказал, как обличающий их и как, конечно, поистине страдающий и поражаемый в утробу ума (это и значат слова «наполнит болезнью чрево»), но сказал напрасно, бесполезно и без всякой надобности. «Ни того, ни другого мудрый не делает, а поступает обратно этому, и ответ дает разумный. Если как ревнитель скорбит за истину и хочет кого-либо обличить, то не произносит напрасных слов, какие не нужны, чтобы наполнить болезнью чрево, и не говорит оскорбительно, чтобы удовлетворить болезни и жару своего ума, что ты сделал».

Поскольку Иов сказал: «Сколько у меня пороков и грехов? Покажи мне беззаконие мое и грех мой» («колицы суть греси мои, ...научи мя») (Иов.13:23), то ввиду этого Елифаз обличает его во множестве грехов и гворит: «знай, что по сравнению со своими грехами ты легко наказан и не понес возмездия, равносильного беззакониям». Затем, так как не может указать ни одного греха Иова, пытается осудить его на основании слов и говорит:

То есть показание, обличение, свидетельство для других людей в том, что всем так должно страдать. «И это, – говорит, – нисколько не удивительно, потому что несчастен конец всех нечестивых», то есть, показанием нечестия людей служит смерть, то есть, постыдный конец покажет их участь. Как благоденствие поставил знаком праведности, так несчастие – признаком порочности. «Смерть – свидетельство о нечестивом», то есть, явная, очевидная и никому не неизвестная. А если хочешь, то подумай и о том, что преуспеяние во зле производит смерть, не общую, а карательную.

Олимпиодора и Златоуста. «Не довольно того, что я подвергаюсь наказанию, но и кажусь бессмысленным; наказание измучило меня, растерзало, сгноило, так что немногим отличаюсь от лишившихся разума». А, может быть, говорит и то, что Бог попустил друзьям думать, что он сделался бесчувственным в страданиях, – «безумный» употребил вместо: «бесчувственный», поэтому прибавил к тому "согнившим», так как сгнившие члены теряют чувствительность.

Как бы так говорит: «Да услышит это Бог, да видит это Бог; вняв мольбам моим и, помиловав плачущего, да остановится в наказании меня, тяжко пострадавшего!» И это для тебя, славный муж, было исполнено. Твою борьбу видел великий Раздаятель венцов, твои мольбы услышал, на твои драгоценные слезы призрел, поэтому и сделал известною причину борьбы. А капание (или проливание) слез пред Господом бывает с теми, которые блаженно плачут.

доколе будете утомлять душу мою..?

(Отвещав же Иов, рече:

доколе притрудну творите душу мою).

Смотри, как друзья не только не приносят утешения, но поступают вопреки этому, содействуя и помогая диаволу и поражая силу праведника. Поэтому прибавляет:

То есть, «стараетесь возражениями опровергнуть мои оправдания и, по примеру неприятелей, вместо стрел пускаете слова, пока, сломив силу души, не одержите неправильной победы. Не довольствуясь тем, что произошло, и теперь втроем, как бы одними устами, говорите одно и то же».

Велико искушение диавола: оставшиеся у него из домашних делали несчастие более тяжелым, чем удалившиеся: последние ничего затем не делали, а те поносили, не слушались, говорили против него и делали прочее, на что указывает далее:

«Избегать, – говорит, – стали меня те, с которыми прежде беседовал, и любившие прежде сделались врагами. Собеседники, видя происшедшее со мной и меня, нуждающегося в их утешении, стали избегать меня, как отверженного, и близкие прежде, нуждавшиеся в моей помощи и даже облагодетельстованные мною стали худо относиться ко мне». Об этом и Давид воспевает: «И воздали мне злом за добро и ненавистью за любовь мою» («положиша на мя злая за благая, и ненависть за возлюбление мое») (Пс.108:5).

Вот и написано, не железным резцом, а гораздо лучшим, чем просил; то, если и написано, истребило бы время, а это начертано долговечнее (μειξονως).

«О, если бы, – говорит, – Бог воскресил кожу мою, переносящую это!» Отсюда мы научаемся церковному догмату, что тело, подвергавшееся искушениям и мучениям, воскресает с душой, чтобы наслаждаться вместе славою. Поэтому сказал: "терпящую это», – потому что несправедливо одному терпеть, а другому воскресать. Следовательно, он знал, мне думается, о воскресении и о воскресении тела, если не скажет кто-либо, что воскресение есть освобождение от угнетавших его бедствий. Хорошо же указывает сообразную с разумом причину перемены. «Он, – говорит, – поразил, Он и исцелит; Он подверг мучениям, Он и освободит от страданий и это жалкое тело». Избавив потом когда-либо от множества страданий, даст отдых от надлежащих трудов. Феодотион, переведши: «близкий родственник (ο αγχιστευς) мой жив и напоследок станет на прахе», располагает соединять вместе оба стиха и читать так: «так как знаю, что вечен имеющий освободить меня на земле, восставить (αναστησαι) кожу мою, терпящую это». А смысл такой: «Вечен Бог, «мы... род» которого (Деян. 17:28); разрешив меня через смерть в землю, снова возбудит из земли через воскресение»; или: «и разрешив, то есть, освободив от болезни, опять обновит кожу мою, поврежденную гноем, так как он наводит болезнь и снова восстановляет, умерщвляет и животворит, почему присоединяет: «ибо от Господа все это свершилось надо мной» («от Господа бо ми сия совершишася»).

А если веселие их составляет страшное падение и радость их – погибель, то в чем, скажи мне, мы будем полагать эту погибель, в чем скорбь и уныние?

И отсюда с несомненностью видно, что наказание Богом послано, если худшие господствуют над высшими и отверженные берут верх над сильными. Вместо «воспламенят болезни» Акила перевел: «обратят», а Симмах: «нанесут».

Об этом и Давид говорит: «Вот эти грешники вечно благоденствуют и удержали богатство" («се, сии грешницы и гобзующии в век удержаша богатство») (Пс 72:12). И здесь говорит Иов: не тому только нужно удивляться, что за порочность получают такие награды, а и тому, что самое благоденствие делает их худшими.

Так человеколюбив, что, и судя нас, позволяет говорить Ему, как судящемуся с нами, о чем хочешь. Так говорит в книге Исаии: «придите – и рассудим» («приидите и истяжимся») (Ис.1:18). А это «рассудим» значит: «если ты имеешь обличить Меня в том, что Я сделал не надлежащее, говори; и Я скажу то, что имею; осуждая тебя, покажу тебе, что ты заслуживаешь быть наказанным».

Тогда высказал бы свое дело (вместо этого опять Симмах: «предложу пред Ним суд») и уста свои наполнил бы оправданиями.

И узнал бы врачевания (Симмах: «слова») какие Он мне скажет, и ощутил бы, что Он мне откроет.

Ужели Он со всею силою выступит против меня? (Симмах: «судится со мною») А потом не воспользуется ли угрозою мне? (Симмах: «только Он да не преследует меня»)

Однако, истина и обличение – от Него, и Он до конца доведет мое дело.

(Кто убо увесть, яко обрящу Его и прииду к кончине?

Реку же мой суд, уста же моя исполню обличения.

Уразумею же исцеления, яже ми речет, ощущу же, что ми возвестит.

И... со многою крепостию найдет на мя, посем же не воспретит ми.

Истина бо и обличение от Него: да изведет же в конец суд мой.)

В этих словах содержится следующая общая мысль: «Кто поможет мне в том, чтобы Бог выслушал меня и ответил мне, так как оправдал бы меня?» А в частности: «О, если бы, – говорит, – обрести Бога, о, если бы достигнуть до Божественного престола, предстать, беседовать с Ним, состязаться и получить оттуда решение! О, если бы, находясь у этого Божественного престола, я выплакал все, что я претерпел, сказал бы и то, что пережито мною, чтобы, говоря пред Ним, что я сделал и что выстрадал, по собственному опыту узнал, какое произнесет Он решение, какое укажет врачевство против моего неведения и наступит ли сильно, подвергая еще более тяжкому наказанию, или оставит угрозу! Если даже и употребит против меня большую силу и угрозу, то знаю я, однако, что у Него истина и что нелицеприятно делает обличения, то есть, решения, и убежден, что если бы я видел Его, получил бы решение, дающее победу над вами». «До конца» («В конец») сказал вместо: «совершенный», так как по-еврейски «конец» и «победа» означаются одним словом; поэтому некоторые из псалмов вместо: «в конец» надписываются: «побеждающему» (νικοποιψ). «Итак, я хотел, – говорит, – узнать, что скажет мне Бог и будет ли также наказывать меня». А это говорит не как обвиняющий Бога в несправедливости, а как обличающий друзей, не имеющих здравого понятия о Нем. Видишь, как он получил то, чего просил: удостоился Божественной беседы и ответа, – это именно изложено в конце книги.

«Он видел путь мой и то, что я всегда старался повиноваться Ему; но кто может противоречить Ему, когда Он произносит суд? То, в чем я убежден, состоит в следующем: да будет при всем этом то, что угодно Богу, и никто да не противится Его судам. Если Он осудил меня, поступавшего справедливо, и решил подвергнуть меня таким страданиям, то кто может противоречить? Совершенно никто. Он имеет силу, сопутствующую воле, и Его намерение исполняется. Не требуй у меня отчета в Божественном промышлении. Одно знаю, что за собой ничего не сознаю. А если подвергаюсь бедствиям, не осуждаю Божественного управления; но, не зная причины, говорю, что сделал то, что восхотел, и падая ниц покланяюсь, не помышляя больше ни о чем».

«Не согрешил», – говорит; что же это значит? Богу принадлежит право наказывать не только за грехи, но и помимо их.

ибо я не знал, что найдет на меня тьма, пред лицом же моим покроет мрак.

(Господь умягчил сердце мое, и Вседержитель потщася о мне:

не ведех бо, яко найдет на мя тма, пред лицем же моим покрыет мрак.)

«Не по человеческому порядку, – говорит, – произошло это неожиданное несчастие; думаю, что это удар от руки Божией». И хорошо сказал: «пред лицем моим», так как это не общий мрак, а моей печали.

Об его разумении будем делать заключения в двух отношениях: на основании молчания и его слов. Чтобы кто-либо не сказал: «Почему ты в самом начале не состязался с нами о Боге?», он указал на свой возраст и говорит, что молчал, ожидая услышать что-либо возвышенное и достойное удивления. Смотри, как был не честолюбив, как уступал тем первенство.

Этими словами говорит: «Когда вы опровергали Иова, опровергали не так, как следовало», или – «затем умолчали?». Совершенно же, говорит, не сказали того, что поступили мудро, став на сторону Бога и произнеся за Него речи. Не менее погрешили в том, что не могли опровергнуть Иова и позволили говорить ему это; с вашей стороны и это не умно. Не можете сказать и того, что от Бога вы получили благодать и мудрость, как защищающие Его, потому что вы побеждены Иовом.

И как я ждал, а они не говорят, остановились и не отвечают более

(Ужаснушася, не отвещаша ктому: обетшаша от них словеса:

терпех, не глаголах бо, яко сташа, не отвещаша).

Некоторые говорят, что эти два стиха принадлежат не Елиусу, а писателю, внесшему в середину его слов указание на молчание друзей. А я говорю, что и они принадлежат Елиусу, только имеют вид речи, называемый апострофом: он говорит о них (о друзьях) так, как будто вел беседу с другим. Так как они побеждены были словами Иова и молчанием показали негодность и бесполезность прежних речей, то поэтому он и говорит. Поэтому и присовокупляет: «а я терпел и не говорил», думая, что они могут возразить. А когда остановились и не могли идти далее, отраженные словами Иова, он начал говорить.

Здесь показывается, что Елиус, прежде сильно желая говорить, сдерживал себя; терпел и готов был разорваться, так что нужно было большое терпение. Иметь силу удерживать речь составляет в особенности дело мудрости.

Но никто не говорит: где Бог, Творец мой, Который дает песни в ночи

(От множества оклеветаемии воззовут, возопиют от мышцы многих.

И не рече: где есть Бог сотворивый мя, устрояяй стражбы нощныя?).

Златоуста и Оригена. Не видишь ли, что все, как в войске, установлено, каждый предмет с наибольшею точностью остается в надлежащем порядке, ничто из всего находящегося в мире не переступает своего предела и не попадает на чуждые места? Taк, когда люди спят, никто не строит козней; когда звери выходят, тогда они спят. Смотри же: хвалы Богу и гимны выражает Елиус, когда говорит: «Который дает песни в ночи» («устрояяй стражбы нощныя»). Хочешь знать, как Бог «дает песни в ночи»? Весь этот век есть ночь, есть тьма; свет соблюдается для тебя; ныне видишь «как бы сквозь тусклое стекло« (»зерцалом«) (1Кор. 13:12), а свет увидишь некогда. Итак, ночь этот век, и нужны поставленные на эту ночь »стражбы", чтобы назначенные на время ночей стражи охраняли находящихся в ночи от разбойников, зверей и врагов. Кто эти стражи? Ополчающиеся ангелы (Пс.33:8).

Олимпиодора и Златоуста. «Помысли, – говорит, – о величии Бога, если разум может вместить Его славу. Что же ты хочешь судиться со столь великим, когда не можешь по достоинству прославить Его, и при том, когда Он наказывает тебя? Если бы Он сел, – говорит, – на судилище и положил законы, ты не восхвалил бы Его, не прославил бы Его по достоинству при том, что произошло ныне с тобою, когда ты думаешь, что терпишь обиду и наказание. То, что нельзя по достоинству прославить Бога, не великое дело. А то, что имеющий искать у Него суда не может при том, что постигает нас, прославить Его по достоинству, имеет большую важность».

Так как облако есть символ неба, то, желая поставить пред Иовом самое небо, как Свой престол, Бог приблизил его (облако) к нему, чтобы возбудить его ум и убедить в том, что голос несется свыше, как и на очистилище ковчега; это, думается мне, было и на горе, когда явилось облако, чтобы узнали, что голос был свыше.

Смотри, что делает. Эти слова приводят, мне кажется, к заключению, что у него на уме было нечто другое. Поскольку мысль Иова занимало многое, чего он не осмеливался высказать, то наперед от этого освобождает его и показывает, что промышляет о делах человеческих и все ясно видит. Начинает речь от того прежнего, что особенно было непростительно. Ведь, если тяжко и нестерпимо было то, что осмелился сказать, то тем более – то. Поэтому предлагает врачевство к этому прежнему. «Кто сей?» – говорит, вначале показывая расстояние между Богом и человеком и как бы говоря: «Скажи Мне, кто решается скрывать от Меня, точно знающего сокровенное? Разве это не слова, если ты не произнес их? Родилось в уме и стало словом. Поэтому напрасно скрывать то, чего нельзя скрыть». Видишь, как говорит кротко, исправляя и обличая.

Так как Иов удручен был печалью, то этими словами восставляет его, чтобы мог внимать тому, что будет сказано. Начинает речь вопросом, имеющим особенно обличительный характер, и показывает, что все сотворил премудро и разумно, и что несвойственно совершившему столько великого с премудростью предоставлять человека, для которого все создал, случайным тяжким страданиям. Действительно, мы узнаем здесь неизреченные тайны. То, что сказано Иову, сказано ему не более, чем нам. «Препояшь ныне чресла твои, как муж». И нам нужна такая же готовность и воскрешение духа.

Что ты говоришь, вопрошает? «Утвердив для тебя землю с такою тщательностью, Я ли презрю тебя, для которого её создал?» Поэтому не говорит о премудрости при создании человека и искусстве в его образовании, но из обилия премудрости в творении земли и неба показывает, что если мир ради тебя наслаждается таким промышлением, то не тем ли более ты? Не сказал: «Когда Я творил», но – «когда полагал основания», потому что то самое было делом великого искусства, чтобы землю, не имеющую ни основания, ни подпоры, ни поддержки, поставить, и это огромное тело так устроить и прочно утвердить, чтобы в течение такого времени оно не поколебалось.

Да, не просто и не случайно сделалась земля такою, а мне думается, что, если бы что-нибудь было прибавлено, было бы излишним, и равным образом, если бы отнято было, повредило бы ей. На это и указывают «меры» и «вервь».

Здесь показывает, что море так надежно расположил, как будто оно связано; вследствие этого – надежность.

В дальнейших словах показывает легкость – именно, прибавляет: «чтобы она охватила края земли и стряхнула с нее нечестивых» («Оттрясти нечестивыя от нея») (Иов.38:13). Говорит о разбойниках, гробокопателях и всех других, пользующихся ночью для своих худых дел. Они при появлении света на земле открыто не выступают, а стряхиваются с нее и удаляются, так как ненавидят свет, обличающий их.

Олимпиодора, Севера и Златоуста. «Разве, – говорит, – ты, Иов, взявши прах, смоченный водою, из земли создал человека? И украсил его словом, как Я? И открыл мир красоты?» Из этого видно, что другие (животные) не имели разума (φπ λπγйκπν), который дал человеку, как преимущественный дар, потому что «словесным» («глаголивым») называет разумное животное. »Посадить на земле» – значит повелеть господствовать над всем на земле. Что касается меня, то удивляюсь Богу в двух следующих отношениях: что человеческое тело создал тленным, и что в тлении показал Свою силу и премудрость, так как слабая сущность особенно показывает богатство и силу искусства: глине и пеплу Он дал такое стройное устройство и вложил такие чувства, столь различные и разнородные, которые могут и любомудрствовать о стольких предметах. Из земли, из того вещества, из которого делаются только черепица и кирпич, Он сделал такой прекрасный глаз и сообщил ему такую силу, что при помощи небольшого зрачка он видит и обнимает столько предметов.

которые берегу Я на время смутное, на день битвы и войны?

(Пришел же ли еси в сокровища снежная, и сокровища градная видел ли еси?

Подлежат же ли тебе в час врагов, в день браней и рати?)

Златоуста и Олимпиодора. Называет сокровищницами (ηζυβχcπχτ) не потому, что это место хранения, а потому что, как бы извлекая из сокровищниц, Он показывает это, когда хочет. «Итак, видел ли ты, – говорит, – как Я приготовляю снег и град, когда их не видно? Или можешь ли ты употреблять их против врагов, что Я могу делать?» Видишь: хочет показать благовременность – то, что это происходит не просто, а вовремя. Он пользуется снегом и градом против врагов и когда хочет кого-либо наказать. Потом подробно говорит обо всем прочем – разумею дожди, иней и ветры.

Видишь и отвечающие молнии, не потому, будто они могут сказать: «что?», а потому, что все, как бы одушевленное, повинуется Богу.

Севера, Златоуста и Григория Богослова. Изображая творение неба и земли, заграждения моря, поставление звезд, ниспадение дождя, и прочее, посредством чего управляет нашею жизнью, говорит: «Кто женщин, в другом слабых, умудрил в приготовлении тканей и искусстве делать их разноцветными чрез окрашивание нитей и украшения? Вместе с великим Божественное Писание упоминает о малом и выражает удивление премудрости женщин в приготовлении тканей: "Кто, – говорит, – дал есть женам ткания мудрость, и испещрения хитрость?». Это дело разумного существа, высокого по мудрости и доходящего до небесного. Не случайна эта разнообразная мудрость, польза ее немалая. Не оставлена в небрежении любовь к искусному приготовлению тканей, не отброшена, как излишняя; в ней проявляется Божественная премудрость, ее не стыдится Бог назвать Своею, не иного кого называл обладателем ее и руководителем, а Себя самого.

когда они лежат в берлогах или покоятся под тенью в засаде?

(Уловиши же ли львам ядь, и душы змиев насытиши ли?

убояшася бо на ложах своих и седятъ в дебрех уловляюще)

Для чего говорит об этом? Чтобы показать то, что если Господь имеет такое попечение об этих ненужных животных, не употребляемых для служения вам, то не тем ли более – о вас? Какая, в самом деле, польза от них для человека?

Можешь ли расчислить месяцы беременности их? и знаешь ли время родов их?

Они изгибаются, рождая детей своих, выбрасывая свои ноши;

дети их приходят в силу, растут на поле, уходят и не возвращаются к ним.

(Аще уразумел еси время рождения коз живущих на горах каменных? Усмотрил же ли еси болезнь при рождении еленей?

Изчислил же ли еси месяцы их исполнены рождения их, болезни же их разрешил ли еси?

Вскормил же ли еси детища их вне страха, болезни же их отслеши ли?)

Хорошо сказал: «усмотрил... ли еси»; так как это животное, всегда бегающее и прыгающее, находится в движении, страхе и беспокойстве, «как, – говорит, – оно не выкидывает, а зародыш выходит целым?» Слова: «болезни же их разрешил ли еси» сказаны для большей выразительности: они рождают сами, не нуждаясь в повивании. А слова «вскормил же ли еси детища... без страха« яснее выражает Феодотион, говоря: «Когда дадут детенышей своих, будешь ли спасать их?». В словах «отслеши ли болезни же их», если »болезни« понимать в значении страдания при рождении, то »отслеши« употреблено вместо «прекратишь»: «прекратишь ли, – говорит, – болезни рождения?» А если »болезни« при смысле: «выстраданное при болях рождения и рожденное», то »отслеши" значит: «отошлешь это». Так это понял и Симмах, который перевел: «Что родили, оставляют». Когда вырастят новорожденных, предоставляют им ходить, где угодно. Такую мысль выражает и следующий стих.

«Кто, – говорит, – это установил, кто положил законы природы?» Так как законы постоянны и не терпят повреждения, животное остается сильным и неукротимым; хотя бы делал ты множество усилий, не подчинишь его своей власти.

Переводит речь к полезнейшим животным, упоминая о ручном коне, и многое говорит об этом животном: как он горд, смел, как полезен для войны, как годен для спасения человека. Видишь, что и он, и осел горд, но один подвластен человеку, а другой – нет.

«Слышит, – говорит, – трубу, знает этот знак войны и издали издает воинский звук».

Смотри, как в немногом говорит о многом. Но почему не упомянул о воле, ни об овцах, ни об одном из прочих таких животных, а только о неполезных и кажущихся существующими напрасно? Этим показывает, что если в таких видны премудрость и промышление, то тем более в тех.

«Что предмет Моих попечений – люди, это видно из вопросов о годичных и суточных переменах, о небесных явлениях и промышлении о животных. А почему подверг тебя такому искушению, ныне ты услышал, что именно причиною оставления служит обнаружение твоей добродетели, чтобы ты дал доказательство ее. Здесь же знай, что Я не враждуя попустил нанести тебе удар, потому что какая у тебя сила, чтобы Я вступил в борьбу с тобою? Разве у тебя мышца соответствует мышце Господа? Разве ты имеешь равную силу?»

Не просто, для показу, гром и все другое, а для Богопознания. Смотри, как посредством всего этого обнаруживает скромность его природы, и не говорит: «ты скромен», а говорит: «Я велик, и ты не можешь того, что Я».

Возможно, что в этом стихе говорится о чувственных диких зверях, которые часто, по воле Божией, изменяют свою природу – ведь удивительно, что дикий зверь не кровожаден, а питается пищей вола. Так как это необычайно, то и спрашивает Иова, может ли он сделать, чтобы звери ели траву, а не мясо. Потом говорит о двух из них, один из которых живет на суше, другой – в воде, в море. Не безызвестно нам, что многие разумеют в этих словах диавола, понимая в иносказательном смысле. Однако нужно наперед заботиться об истории, а когда можно принести пользу слушателю и иносказательным объяснением, то не следует пренебрегать и им.

Размер его тела таков, что может быть достаточным для целого народа. Говорит, однако, об этом, не как об имеющем быть. Упомянуто о финикиянах по причине занятия их торговлей.

Это раскаяние во всем прежнем. Не избавившись от искушения говорит это, а, находясь в бедствиях, воспевает песнь. «Ни во что, – говорит, – я ставлю себя, приношу раскаяние в прежнем, я был не недостоин этого». Что же Бог? поскольку он осудил себя, то Бог оправдал его. Смотри на святых мужей, как они, удостаиваясь высшего, приобретают большее смирение. Так и Авраам, когда видел Господа, сказал: «я прах и пепел»(Быт 18:27).

Не повелел бы этого, если бы был закон. Он сам (Иов) делается священником, когда те приводят жертвы, и смотри: приносил за детей, приносит за друзей. Видишь, как, показывая его незлопамятность, делает их свидетелями добродетели этого мужа. Показывает и тяжесть греха чрез (назначение) большого количества приносимого в жертву, потому что стольких жертвенных животных не нужно было бы, если бы не были велики грехи, которые имели быть отпущены. Показывает, что и жертва не была достаточною. «Ибо только лице его Я приму, дабы не отвергнуть вас» «Аще бо не его ради, – говорит, – не отпустил бы вам греха» – из чего видно, что и их простил.

Бог попустил диаволу показать всю его силу; и когда он выпустил все стрелы и не осталось никакого способа для нападения, тогда вывел борца с места состязания, чтобы победа была ясною и несомненною.

Когда сиял этот праведник, иудеи были еще в Египте; который имели потом покинуть, так что, если бы хотели, нашли бы немалый остаток от костра благочестия, потому что неестественно было ему от них скрыться. Ведь если и в настоящее время показываются его останки, то тем более показывались тогда, когда свежи были события и многое из совершившегося могли знать все, жившие в Аравии.

Каждый же из читающих, взирая на этого славного борца, как на первообраз, пусть подражает мужеству, поревнует терпению, чтобы, идя тем же путем и отражая мужественно все нападения диавола, мог достигнуть благ, обещанных любящим Бога, чтобы страдания этого блаженного сделались врачевством в наших бедах, чтобы постигшая его свирепая буря послужила к нашему спасению в несчастиях. При всем случающемся с нами будем думать об этом святом, и, окидывая взором совокупность бедствий во вселенной, сохраним твердость духа при том, что выпадает на нашу долю, и как к чадолюбивой матери, всюду простирающей руки, встречающей и принимающей пораженных страхом детей, будем всегда прибегать к этой книге; и хотя постигли бы нас самые тяжкие и продолжительные бедствия, мы, получив из нее совершенно достаточное утешение, избавимся от них благодатью Христа, истинного Бога, с Которым Отцу слава со Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.