Объяснение 4

Во образе и равенстве с Богом сущее из Него Слово не считало хищением быть равным Богу, как написано (Иоил. 2:6), но предало Себя на добровольное истощание и по своей воле снизошло до подобия нам, не переставая быть тем, что есть, но и при этом оставаясь Богом и не презирая меры человечества. Посему все Его – и божественное и человеческое: потому что где же Оно умалило себя, если стыдится мер человечества? и если отвращалось человеческого, кто заставил Его как бы по необходимости и принуждению быть подобным нам? Итак все речи евангельские, означают ли оне человеческое или божественное, относим к одному лицу. Поскольку же мы веруем, что Христос Иисус, т. е. воплотившееся и вочеловечившееся Слово Божие, есть один Сын: то если назовешь что-нибудь человеческое, приписываем человеческое мерам Его человечества, потому что и человеческое опять – Его же; если же говорится о Нем, как о Боге, то веруя, что вочеловечившийся есть Бог, речи, относящиеся к человеческому естеству, опять относим к Нему, как единому Христу и Сыну. А разделяющие на два лица измышляют совершенно двух сынов: потому что как нельзя разделять на два лица какого-либо из нас человека, хотя он состоит из души и тела, но есть Один и тот же человек, так (должно мыслить) и об Еммануиле. Поскольку воплотившееся и вочеловечившееся Слово Божие есть один Сын и Господь: то значит и лице у Него одно. И человеческое мы приписываем Ему по домостроительству воплощения, и божественное (Ему же) – по неизреченному рождению от Бога Отца. А которые разделяют и разъединяют Его на человека особо, как отдельного от Слова Божия сына, и на Бога особо, как другого сына, которые (таким образом) говорят о двух сынах, те праведно подпадают под силу предложенного анафематства.