Рождество Иоанна Предтечи

Первая половина XVII века. Каргополье или Вологодчина

90,0 х 66,2 х 3,1. Дерево, две доски, две врезные односторонние шпонки, ковчег, паволока, левкас, темпера.

Происходит из вологодских земель. Находилась в собрании В. М. Момота. Приобретена для музея в 2008 г. Инв. № ЧМ-414.

Икона прошла реставрацию в XIX в.: левкас на фоне вырезан, подведен новый, нанесено золочение. Раскрыта из-под нескольких слоев записи В. М. Момотом. В отдельных местах на одеждах, архитектуре, поземе положен реставрационный грунт и нанесены тонировки.

Боковые поля иконы опилены, авторская живопись полей и фона утрачена, красочный слой местами сильно потерт (особенно позднее золото фона, одежды Елизаветы, покрывающая ложе ткань).

Роль ветхозаветного пророка Иоанна Предтечи как предвозвестника пришествия в мир Господа, сказавшего о святом: «Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя» (Мф. 11, 11), предопределила особое внимание к личности святого в духовной и литургической жизни Церкви, в том числе и к событию его рождества, которому посвящен отдельный праздник (24 июня), относящийся к числу великих и отмечаемый христианами с IV в. Появление на свет пророка подробно описано в тексте Евангелия от Луки (Лк. 1, 5–63), который послужил основой для иконографии сцены, получившей окончательное формирование не позднее XII в. Многие элементы композиционного построения повторяют детали изображения праздника Рождества Богоматери: подобно Анне, Елизавета полусидит на ложе, обращаясь к пришедшим с дарами женам. К этому же изображению восходит и сцена омовения младенца. Сходство иконографического решения подчеркивает подобие судеб двух «неплодных матерей», чудесно родивших в старости, и их значение в истории Спасения, поскольку обе они прообразуют Рождество Спасителя: «…неплодство бо рождшия и отчее безгласие разрешися, славным и честным твоим рождеством, и воплощение Сына Божия мирови проповедуется..» (тропарь на праздник Рождества Иоанна Предтечи, глас четвертый).

Иконографическое решение рассматриваемого образа «Рождество Иоанна Предтечи» крайне лаконично и обладает рядом уникальных особенностей, не имеющих прямых аналогий в одноименных произведениях. На фоне крупных палат, занимающих почти всю верхнюю часть средника, столь же масштабно изображены ложе с Елизаветой и стол с дарами. Движения шествующих к роженице дев с серебряными кубками исполнены благородства и плавности. Подчеркивая длительность действия, вторая женская фигура показана на фоне проема здания; за легкой полупрозрачной занавесью виднеются уходящие вверх ступени. Традиционный образ немотствующего Захарии, обычно сидящего рядом с ложем Елизаветы, в данном случае заключен в отдельные архитектурные кулисы и перенесен в верхнюю часть композиции, где чаще всего размещали поясную фигуру самого Иоанна Предтечи. Необычное иконографическое решение напоминает позднюю иконографию Рождества Христова с близким расположением Иоакима.

Выделенная крупным планом чаша в сцене купания младенца, напоминающая формой купель, подчеркивает символическое значение воды омовения и напоминает о великом предназначении Иоанна как Крестителя Господа. В христианской церковной традиции Крещение ассоциировалось со смертью для греха – человек умирает с Христом, чтобы воскреснуть с Ним для вечной жизни: «А кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4, 14). Путь к вечной жизни был предуготован рождеством Предтечи, не случайно на свитке Захарии отражены слова, произнесенные им в момент пророческого откровения: «Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Свой, и сотворил избавление ему» (Лк. 1, 68), а не традиционный текст – «Иоанн имя ему» (Лк. 1, 63). Важная роль Предтечи в деле Спасения подчеркнута еще одной примечательной деталью – внушительных размеров серебряной, украшенной драгоценными камнями дверью, поскольку сказано было Христом: «Аз есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется» (Ин. 10, 9). С темой жизнедательной воды, обновления и очищения должны ассоциироваться и изображения двух белых лебедей в круге за спиной повитухи. Этот необычный элемент также имеет аналоги в иконах Рождества Богоматери XVI–XVII вв., в нижней части которых часто появляются птицы перед водоемом, что соотносится с текстом пророчества Исайи, читаемом на рождественский праздник: «И процветет, и возвеселится пустыня Иорданова… и на жаждущей земле источник водный будет: там будет веселие птицам…» (Ис. 35, 1, 7). Отчасти появление такой редкой детали, как изображение птиц, и возникающие с ним аллюзии на тему живительной влаги можно связать и с народными верованиями: праздник Рождества Иоанна Предтечи известен как день Ивана Купалы, а его обряды неразрывно связаны с очищением водой и огнем.

Фольклорность живописи и ярко выраженное декоративное начало в совокупности с упрощенной манерой письма наивным и незатейливым языком свидетельствуют о создании памятника в провинциальной среде, явно близкой к народной художественной культуре Русского Севера. На северное происхождение также указывают необычная интерпретация иконографической схемы и архаичность художественного языка, в частности изображение фигуры Елизаветы, превосходящее по размерам остальных персонажей. Словно повисшее в воздухе ложе роженицы также встречается на ряде одноименных северных икон – к примеру, на иконе из Воскресенской церкви деревни Кушереки Онежского района. Также характерны для северной живописи принципы пространственного построения сцены, максимально заполненной архитектурными кулисами, в которых расположены отдельные мизансцены, тип построек с зубчатыми завершениями, обилие чрезвычайно узких небольших окон, задающих размеренный ритм композиции. Можно вспомнить целый ряд памятников конца XVI в. из праздничного чина Васильевской церкви деревни Быстрокурье Холмогорского района, икону «Благовещение» XVII в. из ГТГ и образ «Рождество Богоматери» начала XVIII в. из Успенской церкви Александрова Куштского монастыря (ВОКМ). Приемы моделировки плоских графичных ликов, написанных светлыми охрами без притенений, имеют аналоги в более поздних памятниках второй половины XVII в. из Каргополья. Отмеченные особенности свидетельствуют о принадлежности к одной культуре, но публикуемая икона отличается от них простотой и лаконизмом художественного решения. Рисунок незамысловат; фигуры приземистые, укороченные, с хрупкими телами и большими головами; лики с тяжелыми, почти квадратными подбородками; широко распахнутые глаза со спрямленным верхним веком. Происхождение иконы из вологодских земель может свидетельствовать в пользу создания ее в этом художественном центре, с живописными традициями которого сближает скупое колористическое решение, использующее несколько оттенков красного, а также синий, зеленый и глухую охру. Художественный язык произведения, присущие ему монументальность и архаизм форм обнаруживают близость к памятникам раннего XVII в., однако северное происхождение предполагает более широкую датировку – первой половиной XVII в.

Икона хранится в Музее Русской иконы.

Прочитать подробнее об этой иконе можно на странице музея.